Николай так устал от этого всего, что ни ругаться, ни расстраиваться, ни переживать сил у него не было. Идти – были, но неохота. Он поискал глазами, куда бы присесть, но тут перед ним протянулась тропинка, побежала, обогнула скальный выступ, приглашая гостя идти. Он и пошёл – не спеша, ибо понимал, что спешить ему некуда.

Понимал он правильно, но удивиться всё-таки пришлось. Тропинка обогнула скалу, и там, за поворотом, куда-то пропал суровый ландшафт. Коля увидел весёлую лесную опушку, цветущее разнотравье, а дальше – сам лес, летний, дивный, с радостной зеленью берёз, черёмухи, и спокойной, солидной – сосен. И над всем этим никакое не драконье, а самое что ни на есть земное, голубое, ясное небо.

И человек, с грустной улыбкой стоявший на опушке, был вовсе не Дракон, и не могущественный и загадочный Учитель – хотя Николай сразу понял, что он видит сейчас обоих этих деятелей. Но они послушно свернулись, спрятались за спину этого пожилого человека. Михаила Евграфовича Гордеева.

Николай усмехнулся, подошёл.

– Здравствуй, дядя Миша.

– Здравствуй, Коля, – дядя улыбнулся чуть пошире.

Они заговорили очень дружелюбно, но рук друг другу не подали, да и стояли на расстоянии метров пяти друг от друга, будто меж ними была какая-то незримая стена.

Дядя огляделся.

– Ну, – начал он, – что же… Садись, Коля, поговорим.

Коля тоже огляделся, но куда сесть, не понял.

– Да прямо вот сюда, в траву. Смотри, как хорошо, тепло! Садись.

И они на том же расстоянии уселись на землю, которая и впрямь была так хорошо согрета летним солнышком.

– Слушай, дядя, – сказал сразу же Николай. – Это всё правда, что мне… э… ну, Семён… да, Семён. Словом, что он мне рассказывал?

– Да, – так же сразу ответил дядя. – Только он тоже главного не понял.

– Тоже? Как и я?

– Тебе, полагаю, сейчас это предстоит.

– Бог мой… – Николай поморщился. – Я-то думал… А тут ещё что-то предстоит!

– Это последний шаг, – успокоил его дядя. – Всё остальное ты уже прошёл.

– Да уж… Но дядя Миша, а что ж ты с начала не мог мне всё объяснить! Зачем комедию ломал? Учитель там какой-то.

– А это друг мой, не от меня зависело, а от тебя. Ты сам дорастал постепенно. Ведь нас, верно, люди представляют большей частью так нелепо, даже дико… Вот ты и понимал, как мог. И я тут ничего не мог поделать.