– Митан!

– Что у тебя?

– Боюсь, здесь мы близки к провалу! Насколько я знаю, мы отстаем от ожидаемого графика.

– Несомненно. Если бы это было устроено заговорщиками, уличные армии уже вышли бы на бой с оружием и послужили бы завершающим штрихом для взрыва насилия. Но ночной народ на привязи. Им наверняка приказали ждать и сидеть тихо.

– Тогда мы должны…

– Да. Бомбисты готовы?

– Заряды заложены, мы ждем лишь вашей отмашки.

– Начинайте.

– И еще, митан, – Торш посмотрел в сторону площади, – здесь л’Зорназа.

– Сам? Бронестимер, понятно. Но я не думал, что он осмелится сам…

– О нет, мой тан, это его сын Микар!

– Что-что?!

Стараясь держаться незаметно, я вышел на площадь и увидел, как с крыши бронестимера к народу обращается высокий беловласый тан. Он, несомненно, пользуется своим гипнотическим голосом и ораторским талантом, а сотни разъяренных разумных индивидов постепенно успокаиваются. Их эмоциональный фон меняется, быстро, почти неотвратимо.

– Этот юнец вставляет мне палки в колеса.

– Это на руку вашему врагу, хозяин, – тихо сказала Себастина.

– И Императору. Знаешь, что нужно делать?

– Убить его?

– Нет. Нужно подтолкнуть. Последняя капля.

Я достал из кобуры револьвер, вынул особые патроны и вставил в гнезда обычные, прицелился, собираясь отправить говорливого тана на Серебряную Дорогу. Не знаю, что перенаправило мою руку, чувство вины перед отцом мальчишки или то, что, хотя Микар отказался от матери, она не перестала любить его. Не знаю, но вместо сердца я выбрал плечо. Выстрел громыхнул, и речи, призывающие толпу спокойно подумать, не принимать опасных, неверных решений, оборвались криком боли.

– Долой беловласых кровососов! – закричал я и произвел второй выстрел в сторону подданных. – Ишкельхиисэ меморибохари аттар![18]