Вдруг Арбо замер: метрах в десяти перед собой он увидел освещенное окно. Голубоватый свет пробивался сквозь легкую тюлевую занавеску. Светилось окно второго этажа. Еще осторожнее поэт двинулся в его сторону.

«Спальня», — почему-то подумал он, и лицо его обжег стыд. Однако и это не побудило его оставить дурную затею. Он угадал дверь, в которую входил днем. Освещенное окно находилось не над ней, а с левой стороны дома. Арбо решил, что оно скорее всего принадлежит той его части, которая отведена под клинику. Что делать дальше, было не совсем ясно. Постояв, он решил проверить, нет ли других освещенных окон, и двинулся вокруг дома. Освещенное окно он нашел на его противоположной стороне. Теперь это было окно первого этажа. Что за ним, мешали разглядеть кусты. Опустившись на корточки, он протиснулся между ветвями, распрямился. Голова его оказалась чуть ниже карниза. Арбо ухватился за него, нащупал ногой выступ фундамента, подтянулся и заглянул в окно.

Перед ним была освещенная торшером гостиная: холодный камин, стол с четырьмя стульями, диван, на консоли ваза с цветами, на свободной стене — картины. В комнате никого. Арбо вернулся назад, к голубому окну, выбрал позицию за одним из деревьев, стоящих как раз напротив него, и стал наблюдать. Ровным счетом ничего не происходило ни за окном, ни в мире, который его окружал. Ночь была ночью, тихой, августовской, сонной.

Но если ничего не происходило в мире, то в душе поэта все бурлило и клокотало, отдаваясь дрожью в руках и во всем теле. Не вполне отдавая себе отчет в том, зачем он это делает, Арбо полез на дерево, под которым до этого стоял. Нижние ветви, к счастью, оказались невысоко над землей. И все же то проворство, с каким поэт забрался вверх, говорило о том, что им движет какая-то новая сила, позволяющая преодолевать непреодолимые ранее препятствия. Поднявшись достаточно высоко, он глянул в окно и чуть не сорвался вниз: посреди комнаты на медицинском столе, вытянув руки вдоль тела, лежала Вера. Глаза ее были закрыты, и Арбо тотчас представилось, что она мертва. Едва удержавшись, чтобы не закричать, он так вцепился в ветви, за которые держался, что пальцы пронзила резкая боль. Не отрываясь, широко раскрытыми глазами он смотрел в окно.

Сколько прошло времени, он не знал, не соображая, что делать и надо ли что-нибудь делать. Вдруг через комнату метнулась тень, и перед Верой со шприцем в руке оказалась та самая женщина, что когда-то предлагала ему заполнить бланк.

К Мари Арбо явился, созвонившись с ней предварительно по телефону. Почувствовав его необычную возбужденность, она сразу же предложила ему подняться в ее апартаменты, чтобы официальность обстановки не мешала их разговору. Комната, в которой она его принимала, представляла собой и гостиную, и кабинет, но комната эта принадлежала молодой женщине, что сразу чувствовалось в отсутствии гостиничной чопорности и кабинетной строгости.