На первый взгляд, мужчине было немногим больше лет, чем мне, то есть около тридцати. Одежда и манеры выдавали в нем человека обеспеченного и с хорошим вкусом, хотя и несколько старомодного. Его густые блестящие черные волосы и бакенбарды еще не тронула седина, волевое лицо с благородным лбом, резко очерченными скулами, слегка крючковатым носом и ямкой на подбородке дышало умом, энергией и силой. Разве что глаза, как мне показалось, несколько диссонировали со всем остальным обликом: бесцветные, под набрякшими веками, они глядели на мир с какой-то странной усталостью или даже тоскливой обреченностью и наводили на мысль, что их владелец, по крайней мере, втрое старше. Впрочем, может статься, виной тому было лишь слабое освещение и весьма густой табачный дым. Незнакомец явно понимал, что я разглядываю его самым невежливым образом, но, судя по всему, не видел в этом ничего предосудительного и лишь чуть иронично улыбался уголками губ, слишком тонких для того, чтобы казаться красивыми. Осознав всю бестактность своего поведения, я вновь смутился и, дабы загладить неловкость, спросил, местный ли он.

– И да, и нет, – усмехнулся мой визави. – С одной стороны, дом мой ныне находится весьма далеко отсюда, а в последние годы я почти беспрестанно путешествую. А с другой – на свет я появился именно здесь, в графстве Килдэр, и знаю эти края куда лучше многих из тех, кто за всю жизнь не удалялся от них на расстояние двух дней пути. Шеймас Мак-Гован, эсквайр, к вашим услугам.

Я тоже назвал себя.

– Вот как? – поднял брови Мак-Гован. – Вы врач?

– Надеюсь через два года стать им, закончив лечебный факультет Сорбонны.

– Однако! Далековато же вы забрались от солнечной Франции…

– Не по своей воле, уверяю вас. Впрочем, матушка всегда учила меня держать слово, пусть даже данное необдуманно. А я обещал мистеру Уильяму Шеридану, своему декану и уроженцу здешних мест, что на каникулах навещу его дочь и передам от него письмо и небольшой сверток… даже не знаю, что в нем. Старик отчего-то не доверяет почте и ужасно боится умереть прежде, чем дочь получит его посылку. Сам же он давно вышел из того возраста, в котором показаны длительные путешествия.

– Такие поступки делают вам честь. Ну-с, будущий профессор N, любопытно, что вы скажете вот об этом?

С этими словами мой собеседник развязал свой шелковый шейный платок и повернулся так, чтобы быть освещенным стоящим на столе канделябром. В этом свете я увидел, что на белой коже шеи Мак-Гована явственно проступает темная полоса шириной в два пальца, пересекающая горло чуть выше кадыка.