Светлый фон

Потянулись долгие безрадостные дни. Наташу выписали из больницы, но дома она не находила себе места, сходя с ума от горя. Здесь все напоминало об Олеге и о счастье, которое ушло безвозвратно. Феде невыносимо было видеть страдания матери. Он и так уже извел себя мучительным чувством вины за произошедшее. Если бы он остался тогда на даче, быть может, Олегу удалось бы спастись…

За порогом дома – еще хуже. Бесконечные допросы в милиции, где приходилось повторять одно и то же… Косые взгляды в школе… Разговоры в коридоре, неизменно смолкающие при его появлении… Всех интересовали подробности нашумевшего дела, о котором неделю говорили в местных новостях. И до чего ж красочно там смаковали его горе! В каждом выпуске показывали, как юношу, облитого кровью, едва удерживают два здоровых мужика… Даже Бочков постеснялся прокомментировать это событие. Литвинов теперь ненавидел телевизионщиков: его личную и такую глубокую трагедию они превратили в удачный репортаж с места происшествия…

Учителя его не трогали, не спрашивали на уроках, и эта вежливая жалость еще больше раздражала юношу. Федя никого не хотел видеть, даже с Яном он общался в эти дни очень мало. По вечерам он закрывался в своей комнате, садился за синтезатор, надевал наушники, хотя сейчас в этом уже не было необходимости, и выливал свое горе в звуки, наполненные скорбью и слезами.

За порогом дома – еще хуже. Бесконечные допросы в милиции, где приходилось повторять одно и то же… Косые взгляды в школе… Разговоры в коридоре, неизменно смолкающие при его появлении… Всех интересовали подробности нашумевшего дела, о котором неделю говорили в местных новостях. И до чего ж красочно там смаковали его горе! В каждом выпуске показывали, как юношу, облитого кровью, едва удерживают два здоровых мужика… Даже Бочков постеснялся прокомментировать это событие. Литвинов теперь ненавидел телевизионщиков: его личную и такую глубокую трагедию они превратили в удачный репортаж с места происшествия…

Мама с утра зашла в комнату:

– Федя…

– Да, мам…

– С днем рождения… – Наташа обняла сына. – Прости, я не купила подарок. Не могу.

Наташа заплакала. До Феди наконец дошло. Он совсем забыл: ведь сегодня семнадцатое мая. Ему исполнилось шестнадцать.

– Мама, не плачь. Не плачь, пожалуйста… – у Феди в горле стоял комок, сердце разрывалось от жалости к матери. Он не знал, что сказать: все слова были напрасны. – Я пойду в школу.

– Да… Да, иди… – Наташа, в слезах, вышла из комнаты.

– Федя…

– Да, мам…

– С днем рождения… – Наташа обняла сына. – Прости, я не купила подарок. Не могу.