— Мне нужна поддержка, — сказал он женщине-оператору.

— В округе есть три машины с радиосвязью. Прислать все?

— Да. А у вас там, случаем, нет никого из антитеррористической бригады?

В трубке он слышал стук компьютерной клавиатуры. Потом краткий «бип», когда оператор нацелила его с помощью Джи-Пи-Эс.

— Неподалеку есть две гражданские машины, — сообщила она. — Подослать?

— Да. И, пожалуйста, подошлите вспомогательные силы из других частей города. Это очень срочно.

— Даже так паршиво? Что происходит?

— Умоляю. Вышлите все, что только можно, на площадь Нанкера. Буквально сейчас.

* * *

Альберт Грюневальд сидел в «Швидницком Подвале»[2] со своим приятелем, ветераном первой мировой войны. Они съели обильный завтрак, теперь цедили пиво, пытаясь игнорировать толпу возбужденных посетителей. Стоял 1939 год.

Рихард Кугер, несмотря на отсутствие одной руки, умело перелистывал газету.

— Господи Иисусе! Мы начали войну с Польшей.

— Так мы их шапками закидаем.

— Ну да. Только вот я с ними уже сражался. — Он глянул на свою культю. — Что это Гитлеру в голову стукнуло?

— Что? Испания, Австрия, Чехословакия…

— Ну да, ну да. Испания, Австрия и Чехословакия. Только теперь шутки кончились. Начались поляки.

— Преувеличиваешь. Эту их маленькую страну мы попросту раздавим.

— Естественно. Но не удивляйся, когда их флаг будет развеваться над Бранденбургскими Воротами в Берлине. Вот тогда попытайся сохранить умильное выражение на лице.

Грюневальд отпил глоток пива. Замечательного, холодного, с сильным послевкусием горечавки. Находящиеся под «Подвалом» катакомбы были отличным местом для хранения этого напитка. Подземные коридоры, якобы, тянулись до самой пивоварни, расположенной над портовым каналом Одера. Только он, говоря откровенно, сомневался в этом. Из того, что ему было известно, они наверняка достигали подземелий сверхсовременного банка, построенного на углу Рынка и Соляной площади. Вроцлав вообще стал сверхсовременным городом. Модернистская революция в архитектуре была видна на каждом шагу. Все эти округлости, выгнутые окна, дома в форме преодолевающих штормы кораблей, индустриальные концепции… Было что посещать. Но пиво, к счастью, хранилось традиционным способом. В сырых, мрачных подземельях, память которых уходила в самое средневековье. Польское средневековье. Эта мысль навела Грюневальда на ход мыслей своего приятеля.

— О чем ты говоришь?