— То на то и выходит. Да я пущу их в одних носках. — Адвокат все еще смеялся. — Так, надо заканчивать, потому что хочу поездить по дилерам, чтобы выбрать нужную модельку.

— Ладно. Благодарю.

— Это я тебя благодарю. Не каждый день деньги сами запрыгивают в карман. Это я благодарю, честное слово.

Сташевский положил трубку. Остерманн и фон Крёцки. Только это, по-настоящему было у него в голове. Он огляделся по своему бывшему кабинету. Какая же это стена? Та самая, которую Остерманн, фон Крёцки и Гласс в противогазах покрывали препаратом памятной ночью? Причем, так, что механизм продолжает действовать, даже через без малого восемь десятков лет. Боже! Насколько простым был ответ. Он глянул направо. Это была та стенка, на которую падало солнце из огромного окна. Ежедневно подогреваемая краска. Множество последующих слоев не смогло предотвратить выделению испарений. Эта стена подогревалась ежедневно. Славек чувствовал присутствие тех людей. Он чувствовал действие их гениальной механики, которая, до сих пор исправно работала, и сквозь бездны времени выполняла свою задачу, хотя авторы, эту задачу поставившие, давным-давно уже лежали в могилах. Сташевскому хотелось бы с ними познакомиться, потому что он тоже желал их Бреслау forever. Вроцлав — навечно. Именно такой город, каким он снова стал. Без фашистско-коммунистического барабанного боя, зато с Оранжевой Альтернативой[109], которая смела очередной тоталитаризм с поверхности земли без каких-либо собственных потерь. Бреслау-Вроцлав никогда не поддавался. А если и поддавался, то последним.

Его размышления прервал приход уборщицы.

— Простите, — открыла она дверь, — но мне нужно здесь убрать. Вы уже забрали свои вещи?

— Да.

— Потому что сейчас сюда придет аспирант Южвяк.

— А сейчас он где?

Уборщица решила показать Сташевскому собственную власть. Временную, данную в силу решения начальника, когда этот, вот здесь, уже уволен, а она в своем праве. На вопрос Славека она резко ответила:

— На работе! А не так, как вы. Неизвестно где.

Сташевский улыбнулся мелкой, не в смысле физического размера, женщине.

— Вы считаете, что аспирант Южвяк лучший офицер, чем я?

— Он каждый день на работе. Он честно делает свое дело. А не так, как вы.

Сташевский перебил ее.

— Так он лучше меня или нет?

Та изумленно глянула от своего ведра с тряпками.

— Чего вы хотите? — разозлившись, спросила она. Ах, эта месть человека, торчащего в самом низу общественной лестницы, и вдруг получающего власть над тем, кто упал чуть ли не с самой вершины. Значит, месть! — Он лучше. Он каждый день находится на работе. Он примерно исполняет свои обязанности.