– Помочь, дочка? – просто сказала женщина. Голос приглушенный, бархатный, приятный. Она проскользнула по воздуху и стащила с кристалла визжащий перекручивающийся Тул.

– Кто вы? – заслонил нас Семушка.

– Дерема, сынок. А как тебя, доча, величать? – обратилась она к Мишель. – Яреча, Лана? И сама определилась, – Ланочка, значит. – Ох, горюшко мое, как тебя надоумило Тул Верфавии надеть?! Негожее дело. Черен он. Тебе, твоей ворожбе, не подвластен и покорен никогда не будет.

Дерема легко отделила верещащий металл от браслета Травии. Его отдала, надев Мишель на руку, а из Тула Верфавии скатала шар и положила в мешочек из корешков. Он сразу прекратил верещать.

– То-то, знает, что я с ним сделать могу. – Дерема распахнула платок. Он сжался и в ее руке превратился в заколку для волос с большим лунным камнем.

Мы опешили, не от зрелища бесценно-красивого украшения, а от вида его хозяйки. Перед нами стояла получеловек-полуптица. Руки удлиненные, покрыты черными и белыми перьями. Кисти есть, с вытянутыми пальцами. Ногти не когтистые, но коричневые и не похожи на маникюр. Лицо человеческое, миловидное, но нос слегка удлинен, вверху лба костяной нарост. На голове длинные, белые, как снег, волосы. Красивые в обрамлении венка из черных пушистых перьев. Был ли хвост – неизвестно. Одежда Деремы – длинное черное платье без рукавов, скрывало ноги до пола. Кожа у неё на лице и руках выделялась чешуйками и смуглела к вискам и кончикам пальцев.

– Ну, рассмотрели чудо в перьях? – по доброму с улыбкой спросила Дерема и крылья расправила.

Вот это да!!

– А можно погладить? – Катька в восхищении уже медленно тянула к ним руку.

– Можно, если не лохматить перья, – засмеялась Дерема. – Я такой в семьдесят пять лет стала. Вначале-то, с рождения обычной была. А потом захворала, в беспамятстве семь дней провела. За это время все и выросло. Проснулась в бреду, мои домочадцы ко мне подходить боялись. Да делать нечего! У дочки моей это же уродство в пятьдесят лет проявилось. Как осложнение после гриппа. У внучка – в тридцать, по перепою случилось. У правнучка в четырнадцать. Мама его говорит, после гормонального сбоя. У праправнучка в годик. Только у него не крылья особенность, а он дышать под водой может, как рыба, всей кожей. Но пришла я вас не позабавить. Ланочка, я тебе помогла, а ты с подружками мне помоги. Ладно? – И неожиданно она обратилась ко мне:

– Девонька, что слышала, как в пещеру зашла?

– Имя. Вроде, его ребенок кричал.

– Стой, не называй вслух пока, – засуетилась Дерема. – В шум ветра вслушайся. Найди, откуда голосок идет. Вот, поможет. – Она сама нацепила мне свою заколку, свой Тул. Лунный камень загорелся, подсвечивая пещеру, как налобный фонарь. Многое, что попадало в его свет, странным образом оживало, будто показывало свою истинную сущность. Я затравленно озиралась по сторонам. На меня нахлынули чужие эмоции и голоса. В основном страх, боль, гнев и крики о помощи. Вот, взять каменные изваяния коней: тот, что летит в озеро, напуган, он боится попасть в зеленую воду.