– Где дети?! – в панике встревожилась я.

– У Мишель в доме, под присмотром, конечно… – ответил Семушка.

Люди на брегу стояли разинув рты. На барже крестились, показывая в нашу сторону. Черда недоуменно замигала, но была еще весьма сердита.

– Над нами сейчас двойная Черда висит – старая и новая, рожденная на Земле. Старую непременно надобно в ее время отослать. Она безумна, гневна и готова собой наш мир взорвать, – с тревогой сказала Дерема. – Пусть либо в соли так и лежит, либо возвращается восвояси. Это уж как получится. Она только Ангела послушаться может. Лана, Севастьян! Вместе сегодня вы наш Ангел. В день свадьбы ваши души срослись любовью, она большие силы вам даст. Вот кого послушайте – праправнука моего, Яшеньку. У него взгляд особый и разумение, он суть вещей как есть видит.

Яша подошел – невзрачный парнишка, низенького роста. Вот глаза – точно необычные, на пол-лица из-за притягивающей выразительности, зеленые с желтыми веселыми искорками. И светились, как у кота…

– Куа вас скрыла, не дала использовать под биоматериал. Поняла, что вы лучше тех хозяев, у которых она служила. Считала себя вашей матерью. По идее, ваши души вместе должны воспарить и отдать Черде приказ.

– Мы птицы не того полета, – попыталась пошутить Мишель. – Вот у твоей бабушки…

– У вас могут быть покруче, чем у бабушки, только вы об этом пока не знаете. И не только крылья… Если что-то очень хочешь, то создается информационное поле. Мысленные потоки формируются в живую материю. Ваша способность в том, что вдвоем вы дополняете друг друга и можете практически все, что сможете представить.

– Скорее, дети мои, – Дерема показала вверх.

Черда качалась в небе. От неё отделились лепестки, пытающиеся закрыть собой серебряно-черный разгорающийся огонь. Огонь взрыва!

– Антипов Петр, пой! Твой голос может утихомирить чертей, – Дерема оказалась рядом с четой Антиповых. По воздуху перелетела.

По толпе прошел ропот:

– Когда он мальчиком в церковном хоре пел, церковь не вмещала всех желающих. Все село собиралось. На улице слушали.

Петр испуганно моргал. Глаза Деремы и Раисы встретились. Юрьевна поняла и сказала мужу властно, но басовито-нежно:

– Помнишь, как утешил мое горе, когда наш домик пропал? Пой ту же молитву, соловушка ты мой.

Петр расправил грудь:

– Так, горлица моя, у меня душа сжалась, когда ты плакала, и голос вновь появился. А щас… Знобко, людей-то сколько на меня смотрит.

– А щас мы все погибнем! Пой, ит-дрить!!

Он вздрогнул и запел. Вначале негромко, но потом окреп под взглядом жены и голосом вознес нас в небеса. К Богу! Пел молитвы, как в церкви на службе. Слова чистые, верой окрыленные, с жаром сердечным! Мы и не заметили, как это произошло… Мишель и Севастьян уже парили над Седмицей, поддерживаемые нашим нестройным молитвенным хором. Нет, у них не отросли крылья, как у Деремы. В лучах истинной веры они просто уверенно держались в воздухе. Я не слышала, как они «разговаривают» с Чердой. Может, мысленно? Люди затаили дыхание, было понятно, что что-то явно происходит. Черда со скрежетом и воем разделилась. Встала на дыбы. Два огненных диска разлетелись, а потом пошли лоб в лоб и наскакивали друг на друга. Грохот стоял неописуемый! У многих из ушей пошла кровь. Тот необычный мужчина с сорока ухватами вытаскивал из груди непонятную кашицу, быстро плел из неё вату и запихивал в уши пострадавшим. Завыла вода около Седмицы. И только голос Петра не давал людям сойти с ума. Он продолжал петь, и это было чудо божественное. В небе языки зеленого огня пытались погасить серебряно-черные. И в их котле бесстрашно находились наши молодожены. Рабочие купца Воробьева в панике спрыгивали с баржи, но непонятная волна кидала их обратно. В конце концов ее резиновая упругость кончилась. Сторонясь нас, как чертей, они заполошно взбежали вверх к дому. Каменного креста на вершине еще не было! В этот миг небо раскололось на две половины. Ту, что зависла над Седмицей с разъяренной, черной от злости Чердой, затянуло в прошлое. И это пространство схлопнулось. Огромная горящая серебряная полоса повисела какое-то время, освещая собой ночь. А когда она истлела и погасла, баржа на воде пропала. Седмица опять разбито растеклась у берега, а дом стал нашим с Катей – все вернулось в наше время. Севастьян и Мишель стояли на песке. Речная вода лизала им ноги. На голове невесты красовался золотой венец с большими изумрудами – Черда! Новая, рожденная на Земле, она признала свою хозяйку. Жаль, что матушки-веды нет в ней… Люди обступили наших молодоженов – благодарили, засыпали вопросами. А они были печальны и в глаза другим старались не смотреть. Нервное возбуждение, неуверенные шутки, ропот голосов, а они молчат.