Этниу издала булькающий, почти недоверчивый смешок. Затем она, как зверь, бросилась в бурлящую воду и заскользила под ней. Я видел, как она протягивает руку к светочу Ока.

Пошатываясь, я подошел к телу Марконе. Сломанная шея не убьет вас сразу.

Никто не должен умирать в одиночестве.

И когда я подошел, он сел.

Я грохнулся назад с мужественным тонким пронзительным визгом.

Голова Марконе была повернута слишком далеко в одну сторону. Он покрутил шею, словно вытягиваясь. Последовала серия отвратительных маленьких щелчков в его шее, а затем он покачал головой взад и вперед, как будто облегчая судорогу, и его шея просто... выправилась.

Марконе одарил меня вкрадчивым взглядом и поднял нож.

Лезвие было покрыто кровью, слишком красной, чтобы быть настоящей.

Я захлопал глазами и вытаращился на нож. Затем на него.

— Что за хренова дьявольщина? — спросил я.

Я почувствовал, как мои глаза расширяются.

Небесная сила, говорили они, чтобы пробить титаническую бронзу.

Или адская.

В уголках глаз Марконе появились морщинки искреннего веселья.

— Честное слово, Дрезден. Неужели вы думали, что я остановлюсь на титуле?

А в центре его лба кожа вспыхнула и зашевелилась, а затем начала гореть ярким фиолетовым светом в форме ангельской руны.

На его лбу, прямо над бровями, открылась пара сияющих фиолетовых глаз, запечатленных в свете.

И с легкой пульсацией, черные шипы, которые были бы к месту на особенно диких розах, начали выступать из его кожи, в узоре на его лице и шевелиться под его рубашкой.

— Я полагаю, вам это потребуется, — сказал он, протягивая мне рукоять ножа. — И я думаю, время не ждет.

Я взял нож, продолжая пялиться.