— Имею, — спокойно возразил Илья, — я предотвращаю совершение преступления. Ты пришел ночью в чужую квартиру, взломал замок, принес с собой яд. Что-нибудь наркотическое, да? На камеру все записано. Попытка убийства налицо, чего ты дергаешься, непонятно.

— У тебя тоже не все в порядке, — огрызнулся исполнитель, — ты частник, ты никто! А угрожал мне пистолетом.

— А кто тебе сказал, что у меня был пистолет? — развеселился Илья. — Детский сад, ей-богу! Я сказал, что буду стрелять, но это не значит, что у меня пистолет. Не было у меня пистолета, дружок. Мы тебя голыми руками взяли.

В ответ исполнитель разразился длинной матерной тирадой.

— Да ты не нервничай, — продолжал Илья, — сейчас мы тебя сдадим, побереги эмоции.

— Меня через день выпустят, и тебе конец, я тебе отвечаю!

— Не бросайся обещаниями, мы тебя сдадим в другую контору, — ответил Илья.

Изрытое шрамами лицо исполнителя, которое он помнил все три года своего отсутствия, стало багровым.

— Заяц — это ты? — подал голос Сева, обративший внимания на татуировку на основании его предплечья. — Ты, что ли, Заяц, спрашиваю? Ладно, не хочешь, не говори. Все равно ты свое отпрыгал.

— Это вы свое отпрыгали, в казематах вас ждут не дождутся! Вы не менты, вы частники, вы не имеете права меня задерживать. И оперативно-разыскной деятельностью вы заниматься не имеете права. Рано радуетесь, хорошо смеется тот, кто смеется последним!