– Господину Кафрави очень плохо, – закричала она, – помогите! Какой ужас! Боже мой!

Зашла вместе со всеми, Кафрави продолжал кататься по ковру. Двое охранников попытались прижать его к полу. Вызванный врач одну за другой вводил дозы успокоительного. Но Мансур не унимался, вырываясь из рук охранников, скаля зубы, блестя белками закатившихся глаз. В апартаментах остро запахло нечистотами, но на это уже никто не обращал внимания. Вызванные полицейские помогли охране. Теперь Кафрави к полу прижимали четверо здоровых мужчин, другие методично связывали ему руки, ноги, пеленали тело покрывалами. Только через час его смогли перенести на кровать, где он замер. Персонал отеля и полицейские наконец перевели дух. Врач развел руками и посоветовал отвезти его, пока не поздно, в психиатрическую клинику. Консьерж отправился вызывать «Скорую помощь». Другого выхода никто не видел.

– У нас была деловая встреча, я принесла редкое античное зеркало, все шло абсолютно нормально. Мы с господином Кафрави давние деловые партнеры, он увидел зеркало, проверил его, и вдруг с ним случилось совершенно непонятное: он разбил зеркало и начал с диким криком кататься по ковру, – запинаясь, объясняла потом Сессилия полицейским, один из которых записывал, а другой наливал воды бедной леди, ставшей свидетелем очередного приступа безумия миллиардера. Все в отеле были наслышаны о странностях богатого постояльца, так что ничего удивительного в начавшемся не вовремя приступе полицейские не видели, но формальность есть формальность. Тем более открывшаяся их глазам картина полностью подтверждала показания этой приличной дамы. На столе действительно лежал красный бархатный футляр, и ковер был усеян мелкими черными осколками, а чуть поодаль валялась отделанная потускневшим жемчугом серебряная ручка.

* * *

Кася проснулась с трудом, голова болела, как после хорошей студенческой вечеринки. Все вокруг казалось абсолютно нереальным, словно подернутым дымкой. Она приходила в себя медленно. Голова трещала и разрывалась на куски.

– Как вы себя чувствуете? – услышала она вопрос.

Голос разорвался в ее сознании осколочной бомбой. Девушка болезненно поморщилась и попыталась рассмотреть говорившую. Она говорила по-русски, значит, Кася была еще в России, только где именно?

– Где я?

– Алена, твоя подружка проснулась, – позвал кого-то голос, в котором слышалось осуждение, – вот молодежь, даже пить не умеют!

В комнату впорхнула Алена Синицына и закричала так, что у Каси лопнули барабанные перепонки:

– Касечка, дорогая, ты чего перебрала-то так? Любовь замучила? Ну их, этих мужиков, и без них хорошо. Нас в аэропорту встретила эта сумасшедшая француженка, мадам Гласс, и сказала, что ты с алкоголем перебрала, от несчастной любви!