Корали, поджав губы, молчала. Шарко довольно быстро нашел ответвление, на котором были написаны имена Корали и Феликса Ламбер. А вот их мать, Жанна, умершая на родильном столе, – она была в семье единственной дочерью. Вот бабушка и дедушка… Даты, имена – и впрямь все чисто французские… Жанна Ламбер, мать Корали и Феликса, родилась в Париже в 1968 году… в 1968-м… При виде этой даты в голове полицейского мгновенно вспыхнул огонек: фильм на кассете с надписью «Феникс № 1» снимали в 1966 году… Пробирками Амазония с Францией обменивалась в 1967-м…

Словно по волшебству, разрозненные пазлы стали складываться в картинку. Похоже, его гипотеза верна. Комиссар заглянул молодой женщине в глаза.

– У вас непереносимость лактозы. У вашей матери, Жанны, тоже была непереносимость лактозы, а у отца ее нет. Стало быть, непереносимость лактозы вы с Феликсом унаследовали по женской линии. – Он указал пальцем на два прямоугольничка с именами Женевьева Нолан и Жорж Нолан. – Тогда я вот что спрошу… А у ваших бабушки и дедушки со стороны матери, у них была – или есть – непереносимость лактозы?

Корали несколько секунд подумала и ответила:

– Дедушка пьет кофе с молоком, несколько дней назад пил у нас тут, прямо на том месте, где вы сейчас сидите. С бабушкой он развелся много лет назад, но она… да, она тоже пила кофе с молоком, я помню. То есть у них… у них нет никакой непереносимости. – Теперь помолчали оба. – И это значит…

Шарко не мог усидеть на месте – нашел! Он нашел то звено, где случилась генетическая «поломка» в линии, которая вела к Феликсу Ламберу. Комиссар провел рукой по лицу, он понимал, насколько важное сейчас сделал открытие, но понимал и то, какой ужас оно в себе содержит.

– Есть ли у вас фотографии вашей мамы и ее родителей, Жоржа и Женевьевы?

Корали взяла у него альбом, перелистала несколько страниц и вернула комиссару:

– Вот мама и бабушка. А тут мама и дедушка. Втроем их увидеть негде, потому что, как я уже сказала, бабушка с дедушкой давно в разводе. На этой фотографии маме лет, наверное, пятнадцать… Какая она была красивая… Маме было девятнадцать, когда родилась я, двадцать, когда родился Феликс.

Шарко внимательно всматривался в цветные снимки. Мать Корали, Жанна, темноволосая девочка-подросток, черноглазая, местами очень похожая на собственную мать: такой же нос, такая же улыбка… Корали сказала вслух то, о чем комиссар подумал:

– Мама совсем не похожа на дедушку, да? Вы это заметили? Но это же непостижимо, это невероятно!

Шарко молчал. Ребенок родился не от деда Корали, теперь полицейский был в этом уверен. И единственной гипотезой, которая вырисовывалась в его сознании, была гипотеза о связи с амазонскими уруру, о перевозках пробирок, об этих самых вирусах, об Эволюции… Какой бы безумной ни выглядела мысль, все-таки вероятнее всего, бабушке Корали и Феликса каким-то образом, при полном ее неведении на этот счет, ввели семенную жидкость индейца. Гиганта, свирепого дикаря с непереносимостью лактозы. Ей ввели сперматозоиды с вирусом. С кошмаром, который теперь так и будет передаваться от поколения к поколению.