Что же они за пара такая! Докуда еще им погружаться в эти жуткие расследования? Люси подумала, что только ребенок и мог бы помочь им восстановить равновесие. Как только все это кончится, она возьмет паузу. Надо прийти в себя. Ох как надо.
Шарко помешал ей рассуждать дальше.
— Не стоило тебе делать такого, — сказал он. — Не стоило рыться в моем прошлом.
— Я ведь не только о тебе что-то узнала, но и о себе тоже! Мне казалось, знакомство с твоим прошлым — хороший повод разобраться и в своем собственном. И потом… я благодаря этому чувствовала себя немножко лучше.
— Нам надо будет в ближайшие дни серьезно поговорить обо всем этом.
— И о том, что ты сказал мне в аэропорту.
Они уже приехали. Баскез пристроился к стоявшему на краю дороги автомобилю, образовав второй ряд, из его машины выскочили четверо и побежали к дому. Шарко припарковался прямо за ним.
Капитан перешел улицу и остановился перед домофоном. Позвонил в первую попавшуюся квартиру, попросил открыть и, как только щелкнул замок, распахнул калитку.
Судя по переданной в уголовку информации, Ферне занимал лофт в глубине мощеного двора между двумя строениями. Было уже темно, толстую корку смерзшегося снега покрывали следы — много следов, бо́льшая часть которых вела в лофт или из лофта.
Вооруженные люди в пуленепробиваемых жилетах быстрыми тенями скользнули вдоль стен к двери. Никаких предупреждений делать не стали. Один из полицейских двумя ударами четырнадцатикилограммового тарана по замочной скважине высадил дверь, и отряд, держа оружие наготове, вошел в дом.
На стенах гигантского помещения, состоявшего из одной-единственной комнаты со стеклянным потолком, они увидели множество фотографий — больших, прекрасных: портреты, пейзажи, репортажи о путешествиях за границу… Слева — всякое фотооборудование, справа — нечто вроде оранжереи, прямо напротив — экран огромного телевизора. Включенного.
Баскез вошел первым и первым заметил сидящего в кресле спиной ко входу человека. Собственно — только голову в бейсболке. Вместе с членами группы захвата он бросился вперед:
— Не двигаться!
Шарко и Люси, нервы которых были натянуты как струны, кинулись вслед. Комиссар летел стрелой.
Но, домчавшись, сразу понял: что-то тут не так.
На человека, сидевшего в кресле, направили шесть стволов, а он не пошевелился.
Чем ближе к нему подходили полицейские, тем сильнее чувствовался характерный запах аммиака — запах разлагающейся плоти.
Франк Шарко замедлил шаги. Он видел, как менялись лица коллег, как медленно опускались руки с оружием… Полицейские переглядывались, растерянные.