— Ага, «что-нибудь случилось»! Когда детей уже столько лет похищают!

Шарко обнаружил сообщение Белланже, выслушал его и встал:

— Я на минутку. Поговорю с шефом и вернусь.

Люси отодвинула тарелку. Ей в вену влили столько глюкозы, что есть совсем не хотелось. Она встала, подошла к окну. Увидела какую-то киевскую улицу — пустынную, редкие прохожие явно спешили, наверное к семьям или друзьям, все-таки Рождество…

Рождество, а она одна в этой убогой больничной палате, так далеко от дома. На Люси навалилась хандра, но раскисать было нельзя, и она постаралась собраться, обдумывая итоги их расследования: те, кто проделывал такие ужасы с детьми, кто виновен в стольких смертях, скоро за это заплатят, пожизненное заключение им гарантировано.

В конце концов, может быть, это самый лучший рождественский подарок!

В палату вошел ее лечащий врач — молодой, лет тридцати, брюнет — и, улыбаясь, заговорил с ней на вполне приличном английском:

— Результаты обследования удовлетворительные, вы проведете здесь ночь, а завтра утром, как и предполагалось, мы вас выпишем.

— Отлично, — ответила Люси, тоже с улыбкой. — Только не просто утром, а совсем рано утром.

Доктор, поглядывая на пациентку краешком глаза, что-то записал в истории болезни.

— Советую вам в течение нескольких ближайших недель больше отдыхать, так будет лучше для ребенка.

Люси схватилась за спинку кровати. Она подумала, что не расслышала или недопоняла, нахмурилась:

— Ребенка? Вы сказали «для ребенка»?

— Да.

— То есть вы считаете…

Руки-ноги у нее задрожали, она не находила слов.

Врач заулыбался еще шире:

— А вы что, не знали?

Люси поднесла ладони к пылающим щекам, покачала головой. На глазах ее выступили слезы. Доктор подошел к ней и осторожно усадил на постель:

— Мне кажется, это для вас хорошая новость?