Он заранее заглушил двигатель, позволив течению отнести моторку в укромное местечко под низким, почти у самой воды, мостом. Даже среди местных не всем было известно об этой крохотной бухточке, такой неожиданной здесь, в широком течении Патапско, к югу от города и Иннер-Харбор. Да и те, кто знал о ее существовании, считали ее слишком узкой для того, чтобы какая-нибудь лодка решилась зайти сюда. Вот и хорошо, подумал он. Именно поэтому-то бухточка и приглянулась ему. К тому же раз или два он встречал тут
Новый день, новые дела. Неизменная отцовская присказка, он слышал ее каждое утро, но в его случае это звучало как-то уж слишком прозаически. Ведь это были годы, когда залив начал изменять им: сначала залив, а потом и политики со своими бесчисленными запретами и мораториями то на одно, то на другое. Заставить нынешнее поколение положить зубы на полку ради того, чтобы последующее каталось как сыр в масле — вот что, похожее, у них на уме. Интересно, а кто ж тогда станет собирать устриц и ловить крабов, коли рыбаки все вымрут от голода?! О нет, конечно, они любили рыбаков, но как-то уж очень абстрактно, воспевая на разные лады их традиции и славную историю. А еще все они чертовски любили поесть — конечно, если речь не шла о том, чтобы добывать эту еду своими руками. Точно такой же шум они поднимали вокруг выходцев из арабских стран, которых в городе было немало. В основном те торговали овощами и фруктами прямо с тележек, которые таскали по городу лошади. Только вот на самом деле их куда больше заботила судьба этих самых лошадей, а не их хозяев. Те же, кто делали всю черную работу, их не интересовали. В их глазах в этих существах человеческого было не больше, чем в воняющих бензином автомобилях или хлопчатобумажных джинсах. Наверное, думал он, эти парни возомнили, что еда появляется у них на столе не иначе, как по мановению волшебной палочки, и так будет всегда — если, конечно, рыбаки не станут слишком уж жадничать.
Конечно, он знал, может быть, даже лучше, чем кто-либо еще, какие штуки со временем выкидывает память, и все же готов был поклясться, что во времена его юности все было и больше, и лучше. Жареные устрицы размером с кулак просто таяли во рту, а водившиеся в изобилии крабы до десяти дюймов в ширину выглядели настоящими морскими чудовищами, которым ничего не стоило разом отхватить вам палец. А теперь… все теперь измельчало — крабы, устрицы. Его собственная семья. Даже сам этот остров.