Однако родители его не знали другой жизни, да и не хотели ее. Отец всегда считал себя счастливейшим человеком в мире просто потому, что проводил свою жизнь на вольном воздухе, иначе говоря — на воде. За эту любовь залив отплатил бедняге тем, что сократил ему жизнь на добрых пару лет. Что не доделало солнце, докончила вода, влив в его кровь смертельный яд. Его свел в могилу простой порез, усилиями местного и глухого как пень эскулапа, понятия не имевшего о такой штуке, как инфекция, перешедший в заражение крови. В результате далеко не старый еще человек сгорел как свечка. Бедняге и в голову не приходило жаловаться — даже когда заражение крови, распространившееся по всему его телу, заставило его гнить заживо. Нет, он привык принимать жизнь на ее условиях и научил своего сына поступать так же. Делай то, что ты любишь, и ты полюбишь то, что ты делаешь. Таков был девиз его отца, его кредо, которым он руководствовался всю свою жизнь, и его сын понял и принял это как должное.

Однако ему, случалось, приходило в голову, что такая любовь иногда несет с собой смерть.

Он выплыл из протоки, довольный тем, что тут все по-прежнему. Теперь он оказался на Миддл-Бранч, и его моторка, словно повинуясь собственному желанию, неторопливо направилась в сторону Черри-Хилл Марина. Он практически никогда не рисковал так делать… вернее, не часто. Но сегодня он чувствовал, что ему позарез нужно увидеть ее. И почему-то это желание возрастало с каждой минутой. Теперь уже трудно было даже представить, что когда-то он не знал ее, что она не являлась ему во сне, обещая то единственное, о чем он мечтал. При мысли о том, что их встреча была лишь случайностью, его вдруг прошиб холодный пот Что, если бы он тогда не… Что, если бы она?.. Теперь он уже не представлял себе жизни без нее.

Лениво окинув взглядом реку, он заметил парочку восьмерок, несколько четырехвесельных лодок, но ни одного ялика. Должно быть, опоздал, подумал он, и сердце у него упало. Чайки, кружа над ним, издевательски кричали, словно высмеивали его. «Слишком поздно, слишком поздно!» — слышалось ему. Команды рулевых: «Весла на воду! Табань! А теперь налегай!» — обидной насмешкой отдавались в ушах. «Слишком поздно!» — пронзительно заверещали чайки. Девичий голос, словно приняв брошенный ими вызов, взлетел к небесам: «Налегай! Налегай!» Первенство все-таки осталось за чайками. Лодки стремительно пронеслись по воде, и голоса рулевых отнесло в сторону ветром.

Но нет! Похоже, он ошибся, и опоздала как раз она. Сердце его встрепенулось, когда из-под моста Ганновер-стрит-бридж выскользнул одинокий гребец. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы мгновенно узнать ее широкую спину, укрытую плащом густых каштановых волос. Быстрым движением он заглушил мотор, и она коротко кивнула, видимо, оценив его вежливость, но не переставая грести, чтобы не сбиться с ритма.