– Мы испытывали…
Ее голос стал мечтательным. Впервые она повернулась к Собески. Сейчас он красовался в желтом спортивном костюме в стиле фильма «Убить Билла». В своем стеклянном боксе он выглядел крошечным и лишенным всякого выражения, как
– Мы испытывали, – продолжала она, – сильное взаимное влечение.
– Физическое или эмоциональное?
– Через тело нам дано достигнуть особой нежности. Можете называть это любовью.
Она произнесла это с ноткой снисходительности, как если бы вдруг обратилась к низшему миру, неспособному воспринять неоднозначность и глубину их отношений.
– Не могла ли эта близость подействовать на вашу память, вызвав в воспоминаниях путаницу в датах?
– Нет, господин председатель.
Тот несколько секунд помолчал. Краем глаза он наблюдал за свидетельницей и тоже, кажется, подпал под ее обаяние.
– Мадам Ватель, – заговорил он наконец, – вы замужняя женщина, но без особых затруднений признаетесь, что провели ночь с любовником?
– Ну и что?
Сама интонация Дианы сделала вопрос председателя нелепым.
– Такие свидетельские показания не создадут вам проблем с супругом?
У нее на лице появилась широкая улыбка: этот судейский решительно глуп.
– Я разве не сказала, что на тот момент он был в деловой поездке в Гонконге? Там у него есть другая женщина и двое детей.
У Мишеля Делажа вдруг сделался вид человека, опоздавшего на поезд и теперь бессмысленно стоящего на перроне. Мир Дианы Ватель был совершенно недоступен его пониманию.
Со своей стороны, Корсо надеялся, что генеральный прокурор вместе с истцом разнесут ее в клочья, уличат в нестыковке дат, обстоятельств или же найдут объяснение ее лжи, будь то любовь, или шантаж, или что угодно другое.
Но те не воспользовались своим правом допросить свидетеля. Как и с Юноной Фонтрей, они предпочли не связываться с женщиной, которая казалась столь уверенной в себе. Попытка как-то на нее воздействовать могла только усугубить ситуацию.
Зато вмешалась Клаудия Мюллер.