По иронии равнодушной судьбы стояла чудесная погода. Стелы и кресты переливались под солнцем, как перламутровые волны. Ни единое дуновение ветерка не нарушало благолепия утра. Синева неба походила на чистейший химический осадок, а заодно напоминала о его последнем визите к Клаудии.
Сунув руки в карманы, Корсо принялся искать место церемонии. Он шел мимо белых мавзолеев, похожих на храмы, павильонов с витражами, будто украденными из церкви и изображавшими ангелов или целомудренных дев, затейливых часовен в барочных орнаментах…
Клаудии такое окружение не понравилось бы. Ярой стороннице равного для всех правосудия было бы неприятно насильственное возвращение к ее буржуазным корням.
Наконец он заметил группу в черном, словно прорисованную углем на белой странице. Осторожно приблизившись, он понял, что ничем не рискует: все присутствующие прибыли из Вены. Друзей у Клаудии не было, но семья была. Торжественные лица с благородными чертами и замкнутым выражением. Речи на правильном немецком. Не хватало только рамки из сусального золота, чтобы увековечить это собрание у разверстой могилы.
Барби обещала, что не будет ни одного журналиста или даже зеваки. И сдержала слово – она сознательно распространила ложную информацию: поскольку Клаудия Мюллер была австрийкой, ее родители репатриировали тело, чтобы захоронить в окрестностях Вены.
Эти австрийцы не верили в Бога. Ни тени кюре или иного служителя культа. Никакой заупокойной службы у гроба, только глубокая отрешенность, которая стоила любых стандартных молитв. Корсо смотрел на этих мужчин и женщин и поражался их сходству: те же одежды элегантного покроя, те же черты, выточенные из белого мрамора. Часть высшего венского общества высадилась в Пасси и казалась отлитой из одной формы.
Коп размышлял, кто же здесь мать Клаудии, когда маленькая женщина сделала шаг вперед. Она проигнорировала пюпитр, выставленный для ораторов, чтобы подойти ближе к вырытой могиле. Позади нее гигант с суровым видом изображал
Несмотря на маленький рост и округлый силуэт, фамильное сходство мадам Мюллер с покойной было очевидно: чистые черты, словно проведенные одной линией, гармонично сходились к вискам, – как и у Клаудии, у нее были черные волосы, откинутые назад. Бледная, строгая красота, напоминавшая горьковатый священный вкус просвиры.
От ее присутствия Корсо оцепенел с ног до головы. Он боялся встретиться с ней взглядом, но глаза женщины были полуприкрыты. Она сложила руки пред собой; у нее не было ни сумки, ни пальто. Только черное платье, которое своей простотой напоминало те пропитанные серой робы, которые надевали на приговоренных к сжиганию на костре, чтобы они горели быстрее.