– Я не знаю, что писать, – сказал он, оборачиваясь к ним.
– Немного поговорите с ней о том о сем, как обычно. Чтобы у нее не возникло подозрений, – посоветовала Эрика.
Кит кивнул, повернулся к компьютеру и принялся печатать.
ГЕРЦОГ: Привет, Сова. Как дела?
СОВА: Привет.
ГЕРЦОГ: Какие новости?
Минуты шли. Эрика расстегнула еще одну пуговку на блузке, несколько раз быстро оттянула на себе ткань, обдуваясь. Она посмотрела на Питерсона. Тот тоже блестел от пота.
– Можно выключить какие-то лампы? – спросил он, рукавом отирая мокрый лоб.
– Нет! – вскричал Кит. – Нет, я не люблю темноту. Сумрак. Лучше окно откройте, если хотите.
Питерсон прошел в маленькую кухню и распахнул окно над раковиной. Над ковролином вульгарной расцветки поплыл запах засорившейся канализации, зато стало прохладнее.
– Не отвечает, – сказал Кит, снова оборачиваясь к Эрике и Питерсону.
– Это нормально? – спросил Питерсон, снова усаживаясь на складной стул.
– Не знаю… Обычно я общаюсь без свидетелей. Никто не дышит мне в затылок. А вдруг она догадалась?
– Нет, не догадалась, – заверила его Эрика. Они посидели в молчании еще несколько минут.
– Можно воспользоваться вашей ванной? – спросила Эрика. Кит кивнул и повернулся к экрану. Она вышла из гостиной в коридор. Сверху доносился монотонный гудеж музыки, сверкали лампы. Эрика закрылась в ванной.
Зависнув в полусидячей позе над грязным унитазом, она быстро справила нужду. Когда потянулась за туалетной бумагой, плечом больно ударилась о длинный поручень. Она отпихнула его, и тот взлетел к потолку, словно некая причудливая гильотина, устремившаяся не вниз, а вверх. Эрика быстро доделала свои дела, вымыла руки. Ванная производила гнетущее впечатление, почти как больница. Ей пришлось опуститься на корточки, чтобы увидеть себя в зеркало. Лучше бы не смотрелась. Выглядела она изнуренной.
В гостиной, когда она вернулась туда, казалось, стало еще жарче от пылающих ламп. Питерсон рылся на полках с DVD-дисками.
– Печатает, – сообщил Кит, наклоняясь к экрану. Эрика с Питерсоном поспешили к его компьютеру.