— Растворимый кофе прекрасно подойдет.

Якоб включил электрочайник, достал две чашки и ложки.

Они уселись за большим кухонным столом. Чарли положила рядом с собой мобильник экраном кверху и посмотрела на сад за окном позади Якоба. Сад был заросший и неухоженный, но за пожухлыми листьями, склонившимися деревьями и неровной живой изгородью скрывалось нечто такое, что подсказывало Чарли — когда-то этот сад любили и бережно возделывали.

Якоб посмотрел на нее, словно ожидая, что она начнет говорить, и Чарли рассказала, почему позвонила — ей хочется узнать побольше о Франческе Мильд.

— Мы встречались раньше, — сказал Якоб. — В смысле — мы с тобой.

— Встречались?

— Да, в связи с похоронами Бетти.

Что-то кольнуло Чарли в грудь.

«Если я умру, то хочу, чтобы ты развеяла мой прах над Скагерном. Да, я знаю, что так нельзя, но кто может тебе это запретить? В один прекрасный вечер ты просто возьмешь урну, сядешь в лодку и отгребешь подальше от берега».

— Я мало что помню о том времени, — сказала она. — Помню только, что мама не хотела обычной могилы.

— Я это помню, — кивнул Якоб. — Она хотела, чтобы ее прах развеяли над морем. Ты сказала об этом моему папе. Собственно, и не знаю, почему этого не сделали. Но отсюда до моря далеко.

Чарли подумала, что сказала неправильно — она имела в виду Скагерн, хотя Бетти часто называла его морем. Много раз она напоминала маме, что Скагерн — не море, а внутреннее озеро, что оно заканчивается у створок дамбы, но Бетти и слушать не желала. «Рано или поздно все равно попадешь в море».

— Думаю, я имела в виду Скагерн, — проговорила она. — Просто я пребывала в состоянии шока. Наверное, поэтому совсем ничего не помню про похороны.

— Понимаю, — сказал Якоб. — Я тоже потерял маму, когда был еще ребенком. Наверное, забываешь то, что надо забыть, чтобы выжить.

Чарли кивнула и подумала, что он прав.

— Ты общался с Франческой Мильд?

— Мы несколько раз встречались после смерти Поля. Она была возмущена тем, как все это происходило.

— Что ты имеешь в виду?

— Она была убеждена, что его убили, но ее никто не слушал — ну, кроме меня.