Последний месяц Лютер кормит его насильственным образом: после семи лет заключения узник неоднократно пытался покончить с собой.

Но Лютер этого допустить не может.

Он по-прежнему требует, чтобы Эндрю З. Томас носил шлем, хотя по правде сказать, у него и сил уже нет на то, чтобы как следует шарахнуться головой о бетон.

Лютер усаживается перед ним на корточки.

– Что-то я совсем не слышу, как ты печатаешь.

Он прикасается к старой печатной машинке, несколько лет назад принесенной сюда в порядке глумливой шутки. Возле стены по-прежнему топорщится кипа из пяти тысяч страниц, напечатанных в один интервал (есть вероятность, что на «Ибэе» за нее можно выручить кругленькую сумму).

Первые несколько сотен в ней довольно приличны, но затем, когда стало сказываться бремя узничества, текст постепенно скатился в безумие.

Бессвязные предложения, а затем просто сумбур из слов.

Ну а в итоге одно-единственное слово, покрывающее пять груд бумаги:

ЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕР

ЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕРЛЮТЕР