Он догнал ее на крыльце, удержал и оттащил назад.
– Подождите. Просто подождите.
Дверь открылась легко, с первой же попытки.
– Джонни! Это детектив Хант и твоя мать. – Никто не ответил. Он поднял руку. – Оставайтесь здесь.
Переступив порог, Хант щелкнул выключателем. На ковре блеснули осколки стекла. Он проверил задние комнаты, включил везде свет, а когда вернулся в коридор, Кэтрин уже стояла в гостиной.
– Никого. – Детектив убрал револьвер в кобуру.
Она опустилась на софу и как будто замерла.
– Всё на месте? – Не получив ответа, Хант подошел ближе. – Ничего не пропало?
Кэтрин подняла голову. Глаза у нее были мокрые, взгляд отрешенный.
– Я проверю двор, – продолжал детектив. – А вы пока осмотритесь и потом скажете мне, что и как.
– Бесполезно. Я жила здесь, ничего не замечая, и не смогу определить, пропало что-то или нет.
Хант оставил это признание без комментариев.
– Проверьте комнату Джонни. Начните оттуда.
– Ладно.
Кэтрин вышла в коридор. В комнате сына горел свет. Услышав, как закрылась дверь, она переступила порог и сразу же поняла, что все здесь незнакомое. Сколько раз она вообще заходила сюда? Три? Пять? Или ни разу? Прожитый год остался позади размытым пятном дней. Она ела. Спала. Кен Холлоуэй приходил и уходил. Комната сына казалась ей чужой.
Он сам, ее сын, стал чужаком.
Кэтрин проверила шкаф, не зная, что должно там быть. Точно так же заглянула в ящики и на полки. Покупала ли она какую-то одежду? Стирала ли белье? Нет, это все делал Джонни. Готовил. Мыл посуду. Убирал.
Чтобы не закричать, Кэтрин накрыла ладонью рот.