– Мне кажется, так будет лучше.

– А теперь, Ирен… – начал Адамберг, поднявшись и взглянув на Вейренка.

– Послушайте, дайте мне все-таки немного времени, – перебила она. – Мне нужно помыть чашки, собрать вещи.

– Подождем, сколько нужно. Бегите, Ирен.

Адамберг надел куртку, положил в карман шар со снежинками, взял рюкзак и направился к двери. Ирен и Вейренк, не двинувшись с места, смотрели ему вслед.

– Что вы сказали? – проговорила Ирен.

– Я сказал: бегите, Ирен. Соберите вещи, возьмите наличные деньги – у вас есть наличные деньги? – и исчезните. Самое позднее завтра. Я совершенно уверен, Энзо сумеет сделать вам новые документы – себе-то он раздобыл. И приобретет мобильник, который нельзя засечь.

– Нет, комиссар, – произнесла Ирен и стала собирать чашки. – Вы не понимаете. Я хочу отправиться в тюрьму. Я предполагала, что так и случится.

– Нет, – отрезал Адамберг. – Только не в камеру – не в третий раз.

– Как раз там мне и будет хорошо и уютно. По причинам, которые вам, судя по всему, хорошо известны. Я закончила свою работу и возвращаюсь в заточение. Должна сказать, я уважаю вас за то, что вы хотели сделать, Жан-Бат. Но пусть все будет, как будет. А поскольку вы сами предлагаете мне отсрочку, я попрошу два дня на то, чтобы уладить все дела и навестить Аннетту и Энзо. Спасибо еще и за то, что даете мне время, комиссар, я не люблю суматоху. И хотите вы того или нет, но через два дня я сама явлюсь в жандармерию Нима. Будет лучше, если меня арестуют они. Потому что, как мне кажется, вам самому это не очень-то по душе.

Положив рюкзак на пол, Адамберг смотрел на нее, чуть наклонив голову, как будто хотел вникнуть в смысл ее решения.

– Вижу, вы поняли, комиссар.

– Не уверен, что хочу понимать.

– Не волнуйтесь вы так. Сколько они мне дадут, в моем-то возрасте? И с учетом “смягчающих обстоятельств”, как они это называют. Десять лет? Через четыре года я выйду. Едва хватит времени на то, чтобы написать книгу о жуках-вонючках из “Милосердия”. А работать над ней я могу только в камере. Вы следите за моей мыслью? Но мне надо кое о чем вас попросить, и это будет потруднее. Мне и правда совестно, вы уж меня простите.

– Говорите.

– Нельзя ли что-нибудь придумать, чтобы мне разрешили взять с собой в тюрьму мою коллекцию шаров со снежинками? Они не тяжелые, пластмассовые, ни для кого не представляют опасности, к тому же мне больше некого убивать.

– Ирен, я сделаю все возможное.

– Вы приедете?