— Ну, Аднан, что тут сказать? — склонив голову набок, задушевно произнес Ханди. — Наверно, у вас на родине все б удивились: мол, поднять такой шум из-за одного-единственного человека, но у нас оно строго в порядке вещей. И раса там или цвет кожи никакой такой роли не играют.
Аплодисменты. Немного спустившись по проходу между рядами, Лиз указала на женщину с залакированной пышной прической, но палестинец гневно замахал руками, и камера вернулась к нему.
— Дело не в этом, — объявил он. — Я араб, и я отвергаю вашу расистскую клевету против моего народа.
— Дело не в этом, — объявил он. — Я араб, и я отвергаю вашу расистскую клевету против моего народа.
— Дело не в этом, — объявил он. — Я араб, и я отвергаю вашу расистскую клевету против моего народа.
Лиз поднялась к возмущенному арабу и, подражая Опре, дотронулась примирительным жестом до его локтя. Сдвинувшись на край стула, Ханди подался вперед:
— Такой, значит, вопрос: как вам вообще в Штатах, нравится?
— Да.
— А назад перебраться, случаем, не тянет, не?
— Стоп-стоп-стоп, — вмешалась Лиз. — Никто не говорит, что…
— Потому что пароходы плавают в оба конца, чтоб вы знали.
— Такой, значит, вопрос: как вам вообще в Штатах, нравится?
— Такой, значит, вопрос: как вам вообще в Штатах, нравится?
— Да.
— Да.
— А назад перебраться, случаем, не тянет, не?
— А назад перебраться, случаем, не тянет, не?
— Стоп-стоп-стоп, — вмешалась Лиз. — Никто не говорит, что…
— Стоп-стоп-стоп, — вмешалась Лиз. — Никто не говорит, что…
— Потому что пароходы плавают в оба конца, чтоб вы знали.
— Потому что пароходы плавают в оба конца, чтоб вы знали.
Барменша Дотти одобрительно рассмеялась и затянулась сигаретой:
— Во-во, правильно, а то понаехали тут…
— А у вас самого какие предки? — ухмыльнулся араб. — Вы кто по крови — индеец, да?