Я легонько пнул Чарльза по ноге.
— Вижу, — равнодушно отозвался он и нетвердой рукой поднес к губам стакан.
Можно было только диву даваться, до чего распоясался Ханди за каких-то четыре дня. Еще больше меня удивляла реакция аудитории: люди встречали плоские шутки механика взрывами хохота и интересовались его мнением буквально обо всем на свете — от федеральной судебной системы до перспектив развития малого бизнеса. На мой взгляд, такая популярность могла объясняться только взятой им на себя ролью свидетеля «похищения». Еще совсем недавно один вид телерепортеров заставлял его краснеть и запинаться, но теперь он чувствовал себя перед камерами как рыба в воде. Сомкнув пальцы на животе, он восседал на подиуме и отвечал на вопросы публики с благосклонной улыбкой епископа, дарующего отпущение грехов. Выглядело это настолько бессовестно, что я не понимал, почему до сих пор никто не разоблачил нахального самозванца.
Лиз дала слово смуглому низенькому человечку, который уже минуты три изо всех сил тянул руку.
— Меня зовут Аднан Нассар, я палестино-американец, приехаль в эту страну из Сирии девят лет назад и за это время заслюжиль американское гражданство. Сейчас я работаю помощником менежира в пиццерии на шестом шоссе, — поднявшись, оттарабанил тот. — Ну, Аднан, что тут сказать? — склонив голову набок, задушевно произнес Ханди. — Наверно, у вас на родине все б удивились: мол, поднять такой шум из-за одного-единственного человека, но у нас оно строго в порядке вещей. И раса там или цвет кожи никакой такой роли не играют.