Сорок шестая квартира располагалась на верхнем этаже и была угловой. Они молча проследовали через застланный ковровой дорожкой коридор и подошли к белой двери без таблички. Когда Кейт позвонила, Дэлглиш подумал: интересно, будут ли их разглядывать через глазок, – но дверь открылась почти сразу же, будто кто-то стоял за ней, поджидая. Хозяйка отступила в сторону и жестом пригласила их войти. Когда Дэлглиш проходил мимо нее, она сказала:

– Я ждала вас – знала, что рано или поздно вы придете. По крайней мере, теперь я узнаю, что случилось, и услышу, как кто-то – пусть даже полицейский – произносит его имя.

Она была готова к их визиту, уже отплакав свое. Не совсем, разумеется, – лить слезы по любовнику ей предстояло еще долго, но чудовищная, заставляющая выть боль, рвущая сердце на части, отступила, во всяком случае, на время. Дэлглишу слишком часто приходилось наблюдать ее последствия, чтобы он мог не заметить следов: набрякшие веки, посеревшая кожа, опухшие, неестественно красные губы, чуть приоткрытые, словно от несильного удара. Было трудно догадаться, как выглядит эта женщина в нормальном состоянии, но ему показалось, что лицо у нее должно быть приятным и умным: крупный нос, высокие скулы, решительный подбородок и хорошая кожа. Каштановые волосы, сильные и прямые, были убраны назад и связаны на затылке жатой лентой. Несколько волосков прилипли ко лбу. Голос звучал надтреснуто и напряженно после недавних рыданий, но она прекрасно держала себя в руках. Дэлглиш почувствовал к ней искреннее уважение. Если критерием считать глубину горя, то вдовой была она. Входя в гостиную, он сказал:

– Простите, что вынуждены потревожить вас, когда ваша боль еще так свежа. Вам, конечно, известно, почему мы пришли. Вы в состоянии сейчас говорить о нем? Мне нужно знать его лучше, чем я знаю, чтобы чего-то добиться.

Она, похоже, поняла, что он имел в виду: личность жертвы – главный ключ к причине смерти. Бероун умер потому, что был таким, каким был, знал то, что знал, делал то, что делал, планировал то, что планировал. Убийство разрушает тайну личной жизни, с беспощадной суровостью обнажает все маленькие ухищрения покойного. Дэлглиш должен обшарить прошлое Бероуна так же тщательно, как он обыскивает шкафы и бумаги жертв. Тайна личной жизни убитого рушится первой, но и никто, близко связанный с ним, не остается в стороне. Жертва хотя бы избавлена от земных забот о достоинстве, репутации, не ведает стыда. А для живых оказаться вовлеченными в расследование убийства означает заразиться от самого процесса, который мало что в их жизнях оставит неизменным. Но по крайней мере одним достоинством – демократичностью – все это обладает, подумал Дэлглиш. Убийство остается уникальным преступлением. Пэр и нищий равны перед ним. Богатый, конечно, и здесь, как во всем остальном, имеет преимущество – может позволить себе лучшего адвоката. Но и только – в свободном обществе мало на что еще мертвец может повлиять с помощью денег.