– А у вас был выбор? – Онемев, Кэрол слушала, как высокий голос продолжал: – Надо отдать вам должное, вы всегда были очень осмотрительны. Меня это в вас восхищало. Наверное, нелегко было встречаться с ним лишь тогда, когда у него не было более важных занятий.

Забавно, что оскорбление не было намеренным. Несомненно, она умела обидеть, если хотела, но это высказывание вырвалось у нее случайно, исключительно по причине самовлюбленности, столь всепоглощающей, что она позволяла ей говорить все, что приходило в голову, – не желая ранить нарочно, но и не давая себе труда подумать, не ранят ли ее слова. «Пол, как ты мог жениться на такой женщине? – подумала Кэрол. – Как ты мог позволить так себя обмануть? Она глупа, третьеразрядна, злобна, бесчувственна и убога умом. Неужели красота так важна?»

– Если это все, за чем вы приходили, может быть, закончим нашу встречу? – сказала она. – Вы посмотрели на меня, знаете, как я выгляжу. Вы увидели квартиру. Вот это стул, на котором он всегда сидел. Это стол, за которым он обычно ел. Если хотите, могу показать кровать, на которой мы спали.

– Не нужно, я и так знаю, зачем он сюда приходил.

«О, вы не знаете! – хотелось крикнуть Кэрол. – Вы ничего о нем не знаете. Я была так счастлива, когда мы с ним лежали на этой кровати, как не была счастлива никогда и никогда уже не буду. Но он приходил не за этим». Так ей, во всяком случае, хотелось думать, так она думала. Она все еще верила, что только с ней он испытывал подлинный покой. Его сверхперегруженная делами жизнь была разделена на отдельные, не сообщающиеся секторы: Камден-Хилл-сквер, палата общин, его министерский кабинет, штаб его избирательного округа. И только в этой расположенной на высоком этаже, заурядной пригородной квартире все разрозненные элементы совмещались и он мог чувствовать себя цельным человеком, самостоятельной личностью. Входя и усаживаясь напротив нее, он ставил свой кейс на пол и улыбался ей – она это видела! – с радостью. Всегда с радостью! Он расслаблялся, выражение его лица смягчалось, лицо становилось гладким и безмятежным, как после мгновений любви. В его личной жизни были моменты, которые он, как она догадывалась, утаивал от нее, не сознательно или из недоверия, а потому, что, когда они бывали вместе, те больше не казались ему важными. Но он никогда не сдерживал себя намеренно.

Барбара Бероун любовалась своим элегантным перстнем, вытянув руку и медленно вертя ею перед глазами; огромный бриллиант, оправленный россыпью сапфиров, мерцал и вспыхивал разноцветными лучиками. Она улыбнулась каким-то своим потаенным мыслям, потом посмотрела на Кэрол и сказала: