– Есть еще кое-что, что вам следует знать: я жду ребенка.

– Это неправда! – закричала Кэрол. – Вы лжете! Этого не может быть!

Синие глаза Барбары широко распахнулись:

– Разумеется, это правда. Об этом невозможно лгать, во всяком случае, долго. Полагаю, месяца через два это станет очевидно всем.

– Это не его ребенок!

«Я визжу, кричу на нее, – мелькнуло в голове Кэрол. – Нужно успокоиться. О Господи, помоги мне не поверить в это».

Теперь Барбара Бероун откровенно смеялась.

– Ну конечно же, это его ребенок. Он всегда хотел иметь наследника, разве вы не знали? Послушайте, вам придется смириться с этим. Единственный другой мужчина, с которым я спала, бесплоден. Ему сделали вазектомию. У меня будет сын Пола.

– Он не мог так поступить. Вам не удалось бы его заставить.

– Тем не менее это так. Есть одна вещь, которую мужчину можно заставить сделать всегда. Разу-меется, если он в принципе любит женщин. Неужели вы этого еще не знаете? А вы сами не беременны, нет?

Кэрол закрыла лицо руками и прошептала:

– Нет.

– Я просто хотела убедиться, – хихикнула Барбара. – Это осложнило бы дело.

Внезапно Кэрол утратила всякий контроль над собой, в ней не осталось ничего, кроме стыда и гнева, и она закричала, как какая-нибудь мегера, слыша собственный голос словно со стороны:

– Убирайтесь! Убирайтесь вон из моего дома!

Даже в состоянии крайней ярости и глубокого горя она не могла не заметить страха, промелькнувшего в этих синих глазах, и это доставило ей удовольствие и ощущение триумфа. Значит, эта женщина не так уж неуязвима, значит, и она может испытывать страх. Но эта же мысль одновременно и опечалила ее: уязвимая Барбара Бероун была более человечна. Она как-то неуклюже, даже некрасиво, встала, наклонилась, чтобы поднять сумку, и нескладно, по-детски, заспешила на выход. Только когда Кэрол открыла дверь и отступила в сторону, чтобы пропустить ее, Барбара взглянула на нее и сказала:

– Мне жаль, что вы так это восприняли. Глупо с вашей стороны. В конце концов, я была его женой, и это я должна считать себя оскорбленной. – И она быстро пошла прочь.

– Оскорбленной?! – крикнула ей вслед Кэрол. – Ах ты Боже мой! Оскорбленной!

Она захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Желудок свело судорогой. Она бросилась в ванную и, схватившись руками за краны, чтобы не упасть, склонилась над раковиной. А потом ее обуял гнев – очищающий, почти пьянящий. Ей, разрывающейся между яростью и горем, хотелось запрокинуть голову и завыть по-звериному. Она на ощупь добралась до гостиной; как слепая, нащупала рукой стул и, стараясь успокоиться, долго сидела, незрячими глазами уставившись в то место, где обычно сидел Пол. Когда ей наконец удалось взять себя в руки, она достала из сумки визитку с телефонами, по которым сотрудница Скотленд-Ярда просила ее звонить в случае необходимости.