Она кивком указала Дэлглишу на противоположное кресло и, когда он сел в него, а Массингем устроился на маленьком диванчике у стены, сказала:
– Сегодня утром заходил отец Барнс. Наверное, он счел своим долгом доставить мне духовное утешение. Или извиниться за то, каким образом была использована его ризница? Едва ли он мог предположить, будто я могу его за это винить. Если в его намерения входило духовное утешение, боюсь, он разочаровался во мне как в скорбящей матери. Забавный он человек. Мне он показался неумным и заурядным. Вы придерживаетесь иного мнения?
– Я бы не назвал его заурядным, – ответил Дэлглиш, – но предположить, что он мог оказать какое-то влияние на вашего сына, трудно.
– Похоже, он давным-давно оставил попытки повлиять на кого бы то ни было. Возможно, он утратил веру. Для нынешней Церкви это что-то вроде моды, не так ли? Почему же это его так огорчает? Мир кишит людьми, утратившими веру: политики перестают верить в политику, общественные деятели – в общественную деятельность, учителя – в образование, полицейские, насколько мне известно, – в полицейскую службу, а поэты – в поэзию. Таково свойство веры – время от времени она пропадает или оказывается не на своем месте. Но почему бы ему не почистить свою сутану? У него на правом рукаве следы, судя по всему, от яйца, а грудь выглядит как обслюнявленная.
– Это практически единственная его одежда, леди Урсула.
– Пусть бы купил себе другую, на смену.
– Если бы он мог себе это позволить. Он пытался замыть пятна губкой.
– В самом деле? Не очень успешно. Впрочем, вам виднее, вы натренированы замечать такие вещи.
Его не удивило, что они обсуждают церковное облачение священника, в то время как обезглавленное и выпотрошенное тело ее сына лежит в леднике морга. В отличие от отца Барнса Дэлглиш смог найти с ней общий язык еще во время их первой встречи. Она немного сменила позу и сказала:
– Но вы здесь не для того, разумеется, чтобы обсуждать духовные проблемы отца Барнса. Что вы имеете мне сказать, коммандер?
– Я здесь для того, чтобы еще раз спросить вас, леди Урсула, не видели ли вы ежедневник вашего сына в ящике стола, когда генерал Ноллиндж позвонил сюда в шесть часов вечера в прошлый вторник.
Знаменитые своей красотой глаза смотрели на него в упор.
– Вы уже дважды задавали этот вопрос. Мне, разу-меется, всегда приятно побеседовать с поэтом, который написал «Резус отрицательный», но ваши визиты становятся слишком частыми, а разговоры – слишком предсказуемыми. Мне нечего добавить к тому, что я вам уже рассказала. Подобные перепроверки представляются мне весьма оскорбительными.