– Там было пятно спермы? – спросил Пирс.

– Да, да, вот именно. И довольно большое. Я не стал отсылать плащ его отцу в таком виде. Рональду бы это не понравилось, и я знал – все мы знали, – что сэр Элред не хотел, чтобы сын учился в Святом Ансельме, не хотел, чтобы тот стал священником. И если бы он увидел плащ, то у колледжа могли бы возникнуть неприятности.

– Вы говорите про сексуальный скандал?

– Да, что-то вроде этого. А какой позор для бедного Рональда. Он бы этого не хотел. Я не очень понимал, что делаю, но посчитал, что отсылать плащ в таком виде неправильно.

– А почему вы не попытались отмыть пятно?

– Ну, я думал об этом, но это было не так-то просто. Боялся, что сестра заметит, как я его выношу, и спросит, что я делаю. К тому же я не очень умею стирать. И конечно, я не хотел, чтобы меня застали за этим делом. Квартирка у нас крохотная, и секретов друг от друга почти нет. И я отложил эту проблему. Знаю, глупо, но нужно было собрать пакет для шофера сэра Элреда, и я подумал, что с плащом разберусь позже. Была еще одна проблема – я не хотел, чтобы об этом узнали, не хотел, чтобы рассказали отцу Себастьяну. Понимаете, я знал… знал женщину, с которой он занимался любовью.

– Так это была женщина? – уточнил Пирс.

– Да, женщина. Я знаю, что могу сообщить вам это в конфиденциальном порядке.

– Если это не имеет отношения к убийству архидьякона, – сказал Дэлглиш, – то больше никому знать не обязательно. Попробую облегчить вам задачу. Это была Карен Сертис?

На лице отца Беттертона появилось облегчение.

– Да, она. Боюсь, что Карен. Понимаете, я увлекаюсь птицами, наблюдаю за ними, вот в бинокль их и приметил. Они были вместе, там, в папоротнике. Я, естественно, никому не сказал. Отец Себастьян такое вряд ли простил бы. И еще ведь Эрик Сертис. Он хороший человек, нашел свое место здесь с нами и своими свиньями. Так все хорошо устроилось, и я не собирался ничего рушить. И мне это не казалось чем-то ужасным. Если они любили друг друга, если были счастливы вместе… Хотя я, конечно, не знаю, что там было между ними. Я вообще ничего об этом не знаю. Но ведь, подумайте, мы часто миримся с жестокостью, с гордыней и эгоизмом… так вот, на этом фоне мне не казалось, что Рональд сделал что-то уж совсем ужасное. Знаете, он был здесь не сильно счастлив: почему-то не прижился. И дома, мне кажется, ему приходилось несладко. И может, ему нужен был кто-то, кто проявил бы к нему симпатию и доброту. Хотя чужие жизни всегда кажутся такими загадочными… И не нам судить. Мы обязаны жалеть и понимать и мертвых, и живых. Поэтому я помолился и решил не вмешиваться. Только вот пришлось разбираться с этим плащом.