Харри покачал головой:

— Увы, тут тоже тупик. Привыкай.

Что-то изменилось. Харри шел по Грёнланслейру, пытаясь понять, что же именно. Какая-то перемена произошла в людях за тот день, что он был в Вене. Дойдя до Карл-Юхансгате, Харри наконец понял, что изменилось. Наступило лето. Впервые в этом году Харри чувствовал запах асфальта, цветов в цветочном магазине в Гренсене. А дойдя до Дворцового парка, он почувствовал запах скошенной травы — настолько сильный, что не мог не улыбнуться. Мужчина и девушка в рабочей одежде о чем-то оживленно беседовали, качая головами и глядя на кроны. Девушка сняла куртку и повязала ее вокруг талии, и Харри заметил, что, когда она смотрела вверх, мужчина украдкой поглядывал на ее облегающую футболку.

На Хегдехёугсвейен модные и не слишком модные магазины одежды делали последние отчаянные попытки нарядить горожан к семнадцатому мая. В киосках продавались галстуки и флаги, вдалеке слышались звуки старого егерского марша — шли последние репетиции. Назавтра обещали тепло и ливневые дожди.

Харри взмок, пока наконец дошел до дома Синдре Фёуке.

Фёуке не слишком радовался по поводу Дня Конституции:

— Все это суета: флаги, флаги. Неудивительно, что Гитлер говорил о духовном родстве наших народов. Мы тоже националисты. Только признаться не хотим.

Он взял кофеварку.

— Гюдбранн Юхансен был в лазарете в Вене, — сказал Харри. — В ночь перед тем, как уехать в Норвегию, он убил врача. После его никто не видел.

— Ну вот. — Фёуке громко отхлебнул из чашки. — Так я и знал, что с этим парнем что-то не так.

— А что вы можете рассказать об Эвене Юле?

— Многое. Если нужно.

— Да. Нужно.

Фёуке поднял кустистую бровь.

— Холе, вы уверены, что сейчас идете по верному следу?

— Я вообще ни в чем не уверен.

Фёуке в задумчивости подул на кофе.

— Хорошо. Если это действительно необходимо, хорошо. Наши с Юлем отношения во многом напоминали отношения Гюдбранна Юхансена и Даниеля Гюдесона. Я заменил Эвену отца. Он ведь сирота. (Харри застыл с чашкой в руке.) Немногие это знали — Эвен хорошо умеет притворяться. В его придуманном детстве столько людей, мест, событий и дат, сколько не в состоянии запомнить обычные дети. По официальной версии, он вырос в семье Юлей в семейном доме неподалеку от Грини. На деле же его детство прошло в разных приемных семьях и в детских домах по всей Норвегии, пока его в двенадцатилетнем возрасте не усыновили Юли.

— Откуда вам это известно, если вы говорите, что он всегда притворялся?

— Это интересная история. Как-то ночью мы с Юлем стояли в карауле у нашего штаба в лесу, к северу от Харестуа. В то время мы еще не были близкими друзьями, и я очень удивился, когда он ни с того ни с сего начал рассказывать, как плохо с ним обращались в детстве и как никто не хотел брать его к себе, а один эпизод вообще нельзя было слушать без слез. Некоторых людей, у которых он был, надо… — Фёуке поежился. — Давайте прогуляемся, — предложил он. — Я слыхал, сегодня на улице просто замечательная погода.