— Вы об этом хотите написать, Фёуке?

— Я просто хочу рассказать правду. Эвен знал: то, что он пишет, если не ложь, то, по крайней мере, искажение правды. Он говорил, что это во имя цели сплочения нации. Единственное, что ему не удалось представить в желаемом героическом свете, — это бегство короля. Эвен был не единственным среди сопротивленцев, кто в сороковом почувствовал себя обманутым, но ни в Сопротивлении, ни среди квислинговцев я никогда не встречал человека, который бы так яростно осуждал это бегство. Надо помнить, что всю жизнь Эвена предавали те, кого он любил, на кого надеялся. Думаю, в глубине души он ненавидел всех и каждого, кто тогда уехал в Лондон. На самом деле.

Они присели на скамейку, внизу был виден Фагерборг: церковь, крыши домов — а вдалеке лазурью блестел Осло-фьорд.

— Красиво, — сказал Фёуке. — Так красиво, что иногда кажется, за это и впрямь не жалко умереть.

Харри пытался связать все воедино, но ему не хватало одной маленькой детали.

— До войны Эвен начал изучать медицину в Германии. Вам известно, где именно?

— Нет, — ответил Фёуке.

— Может, он говорил, кем хотел стать?

— Да, он говорил, что мечтает пойти по стопам своего отчима и его отца.

— И кем же они были?

— Вы не знаете, кем были врачи Юли? Хирургами.

Эпизод 89 Грёнланслейр, 16 мая 2000 года

Эпизод 89

Грёнланслейр, 16 мая 2000 года

Бьярне Мёллер, Халворсен и Харри бок о бок шли по улице Мотцфельдтсгате. Они были в самом сердце Маленького Карачи, пакистанского района, где и запахи, и одежда, да и сами люди столь же мало напоминали о Норвегии, как кебабы, которые купили полицейские, — о привычных жареных сосисках. По тротуару вприпрыжку бежал курносый паренек, одетый на пакистанский манер, но с праздничным бантом в честь 17 мая на куртке с золотым узором и с норвежским флагом в руках. Харри читал в газетах, что мусульмане решили устроить для детей празднование Дня Конституции шестнадцатого числа, чтобы весь следующий день посвятить Ид аль-Адхе.

— Ур-ра! — Мальчик белозубо улыбнулся полицейским и побежал дальше.

— Эвен Юль — это вам не кто-нибудь, — продолжил разговор Мёллер. — Он у нас, пожалуй, самый именитый историк, пишущий о войне. Если ваша версия подтвердится, будет скандал. А уж если окажется, что мы ошибаемся… Что ты ошибаешься, Харри…

— Я всего лишь прошу разрешения заслушать его в присутствии психолога. И ордер на обыск его квартиры.

— А я всего лишь прошу хоть какое-нибудь маломальское основание для этого: улику или свидетеля, — кипятился Мёллер. — Юль — известная личность, и никто его и близко от места преступления не видел. Ни разу. Как, например, обстоят дела с твоим любимым заведением, откуда позвонили Эльсе Браннхёуг?