И в этот самый миг Харри понял. Понял не только, как будет умирать он сам, но и почему умерли другие. И зачем это понадобилось. Абсурд, но ему стало смешно. Все так дьявольски просто. Так дьявольски просто, что придумать такое мог только дьявол.
Алиби Тони Лейке. Никакого сообщника у него не было. Вернее, его помощниками стали сами жертвы. Когда Боргни и Шарлотта очнулись в полном одиночестве, после того как их накачали наркотиком, они и понятия не имели, что у них во рту. Боргни заперли в подвале. Шарлотта была снаружи, но проволока тянулась от ее рта к багажнику разбитого автомобиля, и, сколько она ни скреблась и ни билась о крышку багажника, он так и не открылся. Никто из них не мог выбраться из того места, где оказался, и, когда боль становилась невыносимой, они поступали вполне предсказуемо. Дергали за шнурок. А если бы они знали, что произойдет? Отступила бы боль перед надеждой, надеждой на то, что, потянув за шнурок, они загонят шипы назад в этот загадочный шарик? И пока девушки медленно, но верно поддавались сомнению и в конце концов совершали неизбежное, Тони Лейке был далеко — ужинал с инвесторами или делал доклад, совершенно уверенный, что жертвы за него довершат начатое. И тем самым обеспечат ему непоколебимое алиби на момент убийства. Строго говоря, он их даже и не убивал.
Харри повертел головой, чтобы определить радиус, в пределах которого стальная проволока не натягивалась.
Он должен что-то предпринять. Хоть что-нибудь. Харри застонал, ему показалось, что проволока натянулась, и он задержал дыхание и уставился на дверь. Ждал, что она вот-вот распахнется, и…
Ничего не произошло.
Он попытался вспомнить, как ван Боорст показывал ему яблоко, как далеко высовывались шипы, когда не встречали сопротивления. Если бы ему удалось раскрыть рот пошире, если бы только челюсти…
Харри закрыл глаза. Его поразило, насколько нормальной и очевидной ему показалась его идея, удивило, что она не встретила в нем никакого сопротивления. Напротив, он испытал облегчение. Облегчение, потому что ему предстояло причинить себе еще большую боль, а если потребуется, лишить себя жизни в попытке выжить. Это было логично, просто сумерки отчаяния вытеснила светлая, ясная, безумная мысль. Харри повернулся на живот, приблизил голову к скобе, так, чтобы немного ослабить натяжение проволоки. Потом осторожно поднялся на колени. Потрогал челюсть. Нашел точку. Точку, в которой сошлось все: боль, челюстная кость, узел, спутанный клубок нервов и мускулов, которые едва удерживали челюсти вместе после инцидента в Гонконге. Ему не удастся нанести себе достаточно сильный удар, вся надежда на тяжесть его тела. Харри потрогал гвоздь пальцем. Он выступал из стены сантиметра на четыре. Самый обычный гвоздь с большой, широкой шляпкой. Если хватит силы тяжести, он сокрушит все на своем пути. Харри прицелился, уперся челюстью в шляпку гвоздя, приподнялся, чтобы рассчитать угол падения. Прикинуть, как глубоко должен войти гвоздь. И как глубоко он