Два маленьких шрама под подбородком. Ну конечно. Он думал, что они остались после подтяжки лица, но Беата говорила, что Валентин Йертсен, скорее всего, сделал себе обширную пластическую операцию.

— А вот ты произвел на меня впечатление, Эуне. Ты понял меня. Тебя не напугали детали, ты продолжал копать вглубь. Спрашивал о правильных вещах. О болезненных вещах. Как хороший массажист, который знает, где именно зажало мышцу. Ты нашел боль, Эуне. И поэтому я вернулся к тебе. Я надеялся, что ты снова найдешь этот чертов гнойник и вскроешь его, выкачаешь из него дерьмо. Можешь? Или ты растратил свой пыл, Эуне?

Столе кашлянул:

— Я не смогу этого сделать, если вы будете мне лгать, Пол. — Он намеренно протянул звук «о» в имени.

— Но я не лгу, Эуне. Только насчет работы и жены. Все остальное — правда. Ну да, еще имя. А в остальном…

— «Пинк Флойд»? Девушка?

Мужчина, сидящий перед ним, всплеснул руками и улыбнулся.

— А почему вы мне все это сейчас рассказываете, Пол? — «По-о-ол».

— Можешь больше не называть меня так. Можешь звать меня Валентин, если хочешь.

— Вал… как дальше?

Пациент издал короткий смешок:

— Прости, конечно, но артист из тебя никакой, Эуне. Ты прекрасно знаешь, кто я такой. Ты понял это в тот момент, когда увидел в отражении на оконном стекле мою татуировку.

— Почему я должен это знать?

— Потому что я тот, кого вы разыскиваете. Валентин Йертсен.

— «Вы»? «Разыскиваете»?

— Ты забываешь, что мне пришлось сидеть здесь и слушать, как ты с каким-то легавым обсуждал каракули Валентина Йертсена, оставленные на трамвайном стекле. Я еще тогда пожаловался, и ты не взял с меня денег за тот сеанс, помнишь?

Столе на пару секунд прикрыл глаза. Отключился от всего. Уверил сам себя, что Харри скоро будет здесь, он не мог далеко уйти.

— Кстати, поэтому я начал ездить на наши сеансы на велосипеде, а не на трамвае, — сказал Валентин Йертсен. — Я посчитал, что в трамваях будет установлено наблюдение.

— Но вы продолжали ходить ко мне.

Валентин пожал плечами и засунул руку в рюкзак.