– А?

– Они что, нездоровы?

Трульс видел, что Улла слегка растерялась, но потом она схватила спасательный круг, который он предложил ей. Предложил им обоим.

– Младший приболел. – Она поежилась, оглядываясь вокруг, словно хотела глубже забраться в свой свитер.

Люди сидели всего за тремя столиками, и Трульсу казалось, что она никого из них не знает; во всяком случае, просканировав зал, Улла немного расслабилась.

– Слушай, Трульс…

– Да?

– Можно задать тебе странный вопрос?

– Конечно.

– Чего ты хочешь?

– Хочу? – Он сделал еще один глоток, давая себе тайм-аут. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, чего ты хочешь от жизни? Чего мы хотим?

«Я хочу снять с тебя всю одежду, трахнуть тебя и услышать, как ты орешь, что хочешь еще, – подумал Трульс. – А потом я хочу, чтобы ты пошла к холодильнику, открыла для меня холодное пиво, легла в мои объятия и сказала, что оставишь все ради меня. Детей, Микаэля, тот чертов дом, в котором я строил террасу, – все. Только ради того, чтобы получить возможность быть со мной, Трульсом Бернтсеном, потому что теперь, после этого, я не могу вернуться ни к кому, кроме тебя, тебя, тебя. И я хочу, чтобы после этого мы снова перетрахались».

– Мы хотим, чтобы нас ценили, верно?

Трульс сглотнул:

– Конечно.

– Чтобы нас ценили те, кого мы любим. Остальные не так важны, правда?

Трульс почувствовал, что его лицо исказилось гримасой, но сам не понял, что она означает.

Улла склонилась вперед и понизила голос:

– Иногда мы думаем, что нас не ценят, нас втаптывают в грязь, и у нас появляется желание втоптать в грязь обидчика, да?