– Председательницей.

– Договорились.

Смеясь, она хлопнула его по протянутой руке:

– Нет.

– Подумай об этом.

– Хорошо, прежде чем отказаться, я подумаю об этом. Не залезть ли нам обратно в постель?

– Устала?

– Мм… нет. – Она посмотрела на него поверх чашки полузакрытыми глазами. – Я думала о той части акций, которые, как я погляжу, не получила фру Сивертсен.

– Мм… Ты шпионишь. Хорошо, после вас, госпожа председательница.

Харри снова бросил взгляд на газетную полосу: 4 марта. День освобождения из мест заключения. Он пошел за женой к лестнице и, проходя мимо зеркала, не взглянул на него.

Свейн «Жених» Финне вошел на кладбище Спасителя. Сейчас, ранним утром, здесь было пустынно. Всего час назад он вышел из ворот тюрьмы Ила как свободный человек, и это стало его первым делом. На фоне снега черные маленькие округлые надгробные камни казались точками на белом листе.

Он шел по покрытой льдом тропинке маленькими осторожными шагами. Теперь он был стариком, который давно не ходил по гололеду. Он остановился у маленького надгробия с нейтральной белой надписью под крестом: «Валентин Йертсен».

Никаких памятных слов. Конечно. Никто не хочет напоминания. И никаких цветов.

Свейн Финне достал из кармана пальто перо, встал на колени и воткнул его в снег перед надгробием. Индейцы племени чироки клали в гроб своих умерших перья орлов. Он избегал контактов с Валентином, когда они сидели в Иле. Не по той же причине, что и остальные заключенные, которые до смерти боялись Валентина, а потому, что Свейн Финне не хотел, чтобы этот молодой человек его узнал. Потому что он узнал бы рано или поздно, это Свейн понял, всего лишь раз взглянув на Валентина в день его прибытия в Илу. У него были узкие плечи и высокий голос матери, какой он ее помнил с той поры, когда стал ее женихом. Она была одной из тех, кто попытался сделать аборт, когда Свейн не следил за ней, и тогда он вломился к ней и жил у нее, чтобы охранять свое потомство. Она дрожала и плакала, лежа рядом с ним каждую ночь, пока не родила мальчика в прекрасной кровавой бане в комнате, а он перерезал пуповину собственным ножом. Его тринадцатый ребенок, его седьмой сын. И не тогда, когда узнал имя нового заключенного, Свейн уверился в этом на все сто процентов. А тогда, когда узнал подробности преступлений, за которые Валентин Йертсен был осужден.

Свейн Финне поднялся.

Мертвые мертвы.

А живые скоро умрут.

Он втянул воздух. Тот человек связался с ним. И пробудил в нем жажду, ту, от которой годы должны были исцелить его.

Свейн Финне посмотрел на небо. Скоро взойдет солнце. И город проснется, протрет глаза и стряхнет с себя кошмар об убийце, правившем здесь осенью. Улыбнется и увидит солнечный свет, пребывая в счастливом неведении о том, что должно произойти и что заставит осень казаться невыразительной прелюдией. Каков отец, таков и сын. Каков сын, таков и отец.