Тех не пришлось долго упрашивать. На ходу поправляя перчатки, оба приковыляли и подслеповато уставились в траву.

– Воду тащите, – скомандовал Илюшин. – Живо!

Это было лучшее, что он посоветовал за весь вечер. Потому что когда Гриша приволок кожемякинское же ведро и окатил находку, их глазам открылась расползающаяся картонная коробка с месивом из синих букв.

– Миленькие вы мои! – благодарно всхлипнула Нина и кинулась целовать всех подряд.

– Вы бы содержимое проверили, – посоветовал Макар. – Может, этими деньгами и пользоваться невозможно.

– Они в пакете.

– Ого! Вот это предусмотрительность.

– Морозилка же, – объяснила Сысоева. – Мало ли, думаю, вдруг холодильник разморозится.

Открыли со всеми осторожностями коробку – и обнаружили, что Бабкин граблями зацепил и порвал пакет.

– Ой-ей!

– Испачкали!

– Могло быть хуже…

– Уровень загрязнения не критичный, – заключил Илюшин. – Постираете. Это даже увлекательно: отмывать деньги в Шавлове.

Бабкину тоже стало интересно, и он сунул нос в коробку. Чем дольше рассматривал он две плотные пачки, тем сильнее его охватывало страшное подозрение. В конце концов Сергей не выдержал.

– Сколько здесь?

– Тридцать тысяч, – с гордостью отозвалась Сысоева.

Вопль Бабкина по накалу ярости соперничал бы с криком раненого вепря.

– Тридцать тысяч? Тридцать?! Я перелопатил весь этот чёртов сортир за тридцать тысяч? Да я бы вам их заплатил, лишь бы никогда не иметь дела с вашей поганой выгребной ямой!

– Наша не поганая, – обиделся Петруша. – Мы ее регулярно чистим, не то что Кожемякин. Иван человек неряшливый. Но и достоинства у него тоже имеются, этого не отнимешь.

Бабкин глотнул вонючего воздуха и осекся. Илюшин сочувственно похлопал его по плечу: