Словно боксер перед сражением, Гагарина размяла руки, попрыгала на месте, нанесла несколько ударов воображаемому врагу и, пританцовывая от переполнявшего ее охотничьего азарта, двинулась дальше. Может быть, пошуметь, чтобы привлечь внимание?
И тут она увидела Анжелу.
Жена Никиты сидела на полу, обхватив голову руками. Фотография валялась рядом. Гагарина от изумления присвистнула. Анжела подняла на нее взгляд, и Олеся содрогнулась.
В глазах Анжелы застыла боль, граничащая с безумием. Женщина явно не узнала Олесю. Кажется, даже не отдала себе отчет, что перед ней живой человек.
Все легкомысленные намерения вылетели у Гагариной из головы. Тот, кто сейчас увидел бы ее, поразился, каким сосредоточенным и суровым может быть это милое лицо. Она молча смотрела на поверженного врага, не делая и попытки заговорить.
«Уйди, – посоветовала себе Олеся. – Пусть остается наедине со своими демонами. Я ведь ничего особенного не придумала. Только приоткрыла для них малюсенькую дверцу».
Вот она, эта дверца. Прямоугольная фотокарточка. За ней мир, полный страха и ревности.
«Она сама сотворила этот мир. Я здесь ни при чем».
От Анжелы разило вином. Черты бледного худого лица заострились до такой степени, что оно стало похожим на бумажную маску-оригами. Черные волосы спутались. Весь старательно наводимый лоск исчез, и на полу сидела потрепанная молодящаяся дамочка, жадная, злая, хваткая, не слишком умная. И очень, очень несчастная.
«Уходи! – приказала себе Олеся. – Пусть мучается и дальше. Она заслужила».
Губы сложились в жесткую гримасу. Олеся сделала шаг назад.
Анжела не изменилась в лице. Она вообще не заметила, что что-то происходит. Только едва слышно простонала на вдохе, словно внутри болело совсем уже невыносимо.
Олеся Гагарина остановилась. Заставила себя вспомнить годы, проведенные перед телевизором в плену собственного тела. Прыщавую морду молоденького журналиста, сующего ей под нос микрофон. Вопли разъяренных покупателей. Собственный страх и ощущение крысы, пойманной в ловушку – не день, не два, а месяцы подряд.
Бесполезно. Ничего не помогало. Слишком счастлива она была сейчас, чтобы подогревать собственную злость углями черных воспоминаний. Счастливые не бывают мстительны.
«Жалостливая ты дура, Леся», – вздохнула Гагарина. Подошла к Анжеле и присела перед ней на корточки.
– Слушай сюда, Бирюкова.
Взгляд той по-прежнему был бессмысленным.
– Помнишь, как ты мне по морде вмазала на том дурацком конкурсе красоты? А я тебя за это отправила с красной задницей дефилировать. – Олеся ухмыльнулась. Воспоминание о той шалости, несмотря на все последствия, до сих пор ее радовало. – Господи, помирать буду, а все равно посмеюсь. Слышишь, Бирюкова? Мы с тебя всей толпой угорали! Ты такая надменная вышагивала, как Снежная Королева! Спереди королева, сзади павиан.