— Нет.

— Отвращение, которое я испытывал при прочтении наркоманской «Исповеди…», заставило меня ознакомиться и с другими вашими мерзкими сочинениями.

— Я впечатлен. Некоторые редакторы жаловались, что мне бы самому стоило прочесть свои произведения перед тем, как предлагать им.

— Вам лишь бы шуточки шутить! И ведь вы не удовлетворились пропагандой пристрастия к опиуму. Вы принялись восхвалять Джона Уильямса, виновного в убийствах на Рэтклифф-хайвей. «Все прочие убийства бледнеют перед его кроваво-красным шедевром». Так вы писали. Вы назвали Уильямса художником.

— Верно.

— Убийства на Рэтклифф-хайвей были «самыми безукоризненными из всех когда-либо совершенных». Это тоже ваши слова.

— Абсолютно точно.

— Еще вы назвали их «самым грандиозным событием столетия».

— Вы великолепно изучили мое произведение.

— Более чем.

— Это уже похоже на навязчивую идею.

— Пристрастие к опиуму, убийства, смерть — все это не те предметы, над которыми можно насмехаться. В тюрьме «Колдбат филдз» я вам это продемонстрирую.

Карету снова тряхнуло, и Бруклина швырнуло на спинку сиденья.

Де Квинси уже давно молился и ждал этого момента. Он мобилизовал все внутренние ресурсы, понимая, что, скорее всего, другого шанса не представится. Тщательно прокрутил все в голове и сейчас в точности представлял, что нужно делать.

Полковник и охранник не успели прийти в себя от внезапного толчка, а Де Квинси молниеносно бросился к дверце.

Бруклин попытался остановить Любителя Опиума, но карету снова качнуло, и он ухватил руками только воздух. Де Квинси успел выскочить наружу, в темноту.

Хотя скорость была и не очень высокой, коснувшись ногами мостовой, он не удержал равновесия, качнулся вперед и едва не ударился лицом о брусчатку. Однако сумел устоять на ногах, выпрямился и в панике припустил в клубящийся густой туман, держа направление вправо.

Позади орал разъяренный Бруклин.

По мостовой загремели башмаки. В погоню бросились трое: сам полковник, сидевший рядом с Де Квинси охранник и его коллега, ехавший возле кучера. Пока преследователи топотали, будто стадо слонов, можно было не опасаться, что они услышат его собственные шаги.

Похоже, Бруклину пришла в голову та же мысль, потому что он крикнул: