Дым валом валил из трубы парохода, смешиваясь с туманной пеленой над рекой. Холодные волны бились о борт судна. Вдали, над крышами береговых построек, виднелись очертания работного дома, в котором он тогда оказался.

Работные дома создавались для сирот и безнадежных бедняков, которые могли за свой труд получить ночлег и пищу. Однако политики беспокоились, что заведения окажутся слишком удобными для своих обитателей и будут поощрять их лень, поэтому условия намеренно сделали ужасными, пригодными лишь для самых отчаявшихся. При поступлении в работный дом семьи разделяли, матери и дочери отправлялись в одну часть, отцы и сыновья – в другую, так что родным редко удавалось видеться. Маленькие и тесные спальни проветривались через отверстия в стене. Кормили здесь кашей и черствым хлебом. От восхода до заката обитатели занимались утомительной и однообразной работой – например, расплетали канаты на волокна, затем паклю пропитывали смолой и конопатили ею щели в трюмах кораблей.

Он выдержал в работном доме две недели, а потом сбежал. Он работал трубочистом, залезая в дымоходы с сумкой и щеткой, между тем как его наниматель разводил в печи огонь, чтобы работник шевелился быстрее. Когда кашель сделался постоянным, он понял, что дым и копоть скоро сведут его в могилу. Послушавшись совета такого же трубочиста, он разбил камнем окно в таверне и дождался, когда констебль поймает его. За разбитое окно полагался месяц тюрьмы; в камере он, по крайней мере, не рисковал замерзнуть зимой до смерти, а каша и хлеб оказались даже чуть лучше, чем в работном доме. Через неделю после освобождения он снова разбил окно, чтобы получить еще на месяц бесплатное жилье и пищу, какими бы суровыми ни были там условия. В третий раз судья узнал его и отказался сажать в тюрьму, но это даже обернулось к лучшему: позже он узнал, что злостных нарушителей в конце концов отправляли в Ньюгейтскую тюрьму, а туда угодить он хотел меньше всего.

Услышав гулкий удар, он встряхнулся от воспоминаний. Пароход причаливал к пристани моста Блэкфрайрз. До Вестминстерского моста и расположенного рядом с ним Букингемского дворца оставалось еще три причала. Холодный ветер усилился. В воздухе, кружась, пролетела снежинка.

Сойдя на пристань, он увидел оборванного мальчишку, который рисовал на булыжной мостовой мелом деревья, надеясь таким способом выпросить подаяние. Впервые за долгие годы он не стал скрывать ирландский акцент, от которого прежде так одержимо стремился избавиться.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Эдди.

– Вероятно, Эдвард? Если хочешь, чтобы люди тебя уважали, всегда представляйся полным именем.