Он повернулся ко мне и поднял руку. Пальцы его запутались в моих волосах, одновременно такие грубые и такие нежные; он провел ими по моей щеке, обвел линию губ.

Горевшие в доме огни сливались в нечеткую волшебную карусель. Где-то над верхушками деревьев звучала высокая нота, и плющ покачивался под музыку, такую прекрасную, что мне было невыносимо ее слышать. Мне хотелось лишь одного — остаться. Взять провода и микрофон, засунуть их в конверт и, нацарапав на нем адрес Фрэнка, бросить в почтовой ящик. Стряхнуть, как вольная пташка, с себя всю прошлую жизнь и вновь вернуться сюда. Другие будут счастливы, и им незачем знать правду. У меня не меньше прав, чем у мертвой девушки. Я была Лекси Мэдисон в той же мере, что и она сама. Разве хозяин моей каморки не запихивал мои вещи в полиэтиленовые пакеты, грозясь выбросить их на помойку, когда мне нечем было уплатить за квартиру? Так что меня там ждет? Лепестки цветущих вишен, неслышно падающие на дорожку, аромат старых книг, отблески пылающего камина в украшенных морозным узором окнах на Рождество. И никакой необходимости влюбляться в кого-то, выходить замуж, рожать детей, терять близких. Никаких перемен — лишь пятеро нас, мы шагаем по саду за высокими стенами, и этот сад тянется бесконечно.

Где-то в глубине сознания барабан уже забил тревогу, предупреждая об опасности. Но я знала, почему Лекси преодолела миллион миль, чтобы найти меня, и в этом была она вся: чтобы дождаться момента и протянуть мне руку, взять мою ладонь в свою, повести меня по каменным ступеням, подойти к двери, привести меня домой. Губы Дэниела на вкус отдавали льдом и виски.

Приди ко мне мысль об этом раньше, я бы наверняка решила, что целоваться толком он не умеет. Как оказалось, я ошиблась. От его страстности у меня даже перехватило дыхание. Когда мы наконец разомкнули губы — не знаю, сколько минут спустя, — сердце грозило выпрыгнуть из груди.

А теперь что? — подумала я той крошечной частью своего сознания, что пока еще оставалось ясным. Что будет теперь?

Губы Дэниела, на которых играла легкая улыбка, были рядом с моими. Руки его лежали на моих плечах, большие пальцы нежно, медленным движениями поглаживали ключицы.

Фрэнк наверняка не моргнул бы глазом. Мне известны агенты, которые спали с гангстерами, ввязывались в драки и кололись героином — и все якобы во имя работы. Я ни разу ничего не сказала — в конце концов это не мое дело, — но точно знаю: всегда есть иной способ получить то, что тебе нужно, — было бы желание. Так что они поступали так лишь потому, что им это нравилось, а работа не более чем удобный предлог.