— Я одно хочу сказать — если у Пэта был нервный срыв, это нормально. Такое могло произойти с каждым.

— У Пэта все было хорошо. Ему просто нужно было найти работу. Он не сошел с ума, понятно? Это вам понятно, детектив?

— Я и не говорил, что он сошел с ума. Просто спрашиваю: вы когда-нибудь беспокоились, что он, например, причинит себе вред — или даже вам? Стресс…

— Нет! Пэт никогда бы не стал… Никогда. Он… Пэт был… Что вы делаете? Вы пытаетесь… — Дженни упала на подушки, задыхаясь. — Может… поговорим об этом в другой раз? Пожалуйста!

Ее лицо посерело и осунулось, а руки на одеяле обмякли: на этот раз она не притворялась. Я взглянул на Ричи, но он склонился над блокнотом.

— Разумеется, — ответил я. — Спасибо за то, что уделили нам время, миссис Спейн. Снова примите наши соболезнования. Надеюсь, вам уже лучше.

Она не ответила. Ее глаза потускнели: она уже была где-то далеко. Мы встали и как можно тише вышли из комнаты. Закрывая дверь, я услышал, как плачет Дженни.

* * *

Небо было покрыто заплатками облаков: солнца ровно столько, чтобы день казался теплым. Холмы пестрели от движущихся пятен света и тени.

— Что произошло? — спросил я.

— Я облажался, — ответил Ричи, засовывая блокнот в карман.

— Почему?

— Из-за нее. Из-за ее состояния. Все это сбило меня с толку.

— В среду все было нормально.

Он дернул плечом:

— Да. Может быть. Одно дело, когда мы думали на какого-то чужака… Но если нам придется сказать ей, что это сделал ее муж… Похоже, я надеялся, что она уже все поняла.

— Если это действительно сделал он. Не будем забегать вперед.

— Понимаю. Я просто… облажался. Извини.

Он все еще возился с блокнотом, бледный, съежившийся, словно ожидая выволочки. Днем раньше он бы ее получил, но в то утро я уже не был уверен в том, что на это стоит тратить силы.

— Не страшно, — махнул я рукой. — Все, что она сейчас говорит, нам не пригодится. Ей дают столько болеутоляющих, что любые показания судья сразу же выкинет. Мы вовремя ушли.