Боль в ее голосе была так глубока, что мне пришлось отвернуться — я испугался, что она разверзнется передо мной, огромная черная пропасть, идущая до самого центра Земли. Пузырьки краски на лиловой стене. Красные листья, стучащие в окно.

— Однако Пэт отвечает: «Дженни, милая моя, прекрасная женушка. Знаю, в последнее время я был скверным мужем. Не мог обеспечить тебя и детей. Вы меня поддерживали, а я просто сидел дома и все глубже тонул в дерьме».

Я пыталась сказать ему, что дело не в деньгах, что деньги уже не имеют значения, но Пэт мне не позволил. Он покачал головой и говорит: «Тс-с. Погоди. Я должен это сказать, понимаешь? Вы не виноваты, что ведете такую жизнь. У тебя должны быть самые красивые вещи и самые дорогие занавески в мире. Эмма должна заниматься танцами, Джек — ходить на матчи „Манчестер юнайтед“. И меня убивает мысль о том, что я не могу вам дать все необходимое. Но одно я могу сделать — покончить с этим гадом. Мы его набьем и повесим на стену гостиной. Как тебе такая мысль?»

Он гладил меня по голове, по щеке, улыбался мне — клянусь Богом, он выглядел счастливым, радостным, словно решение всех наших проблем сияет прямо перед ним и он точно знает, как его поймать. Он говорит: «Поверь мне. Пожалуйста. Я наконец-то знаю, что делаю. Джен, наш чудесный домик снова будет в безопасности. Дети будут в безопасности. Не волнуйся, детка. Все хорошо. Я не дам этой твари добраться до тебя».

Голос Дженни то звенел, то срывался на хрип; она стиснула кулаки.

— Я не знала, как ему это сказать, что именно это он и делал — позволял этой твари, этому зверю, идиотскому воображаемому зверю есть Джека и Эмму живьем. Каждую секунду, которую Пэт провел у этой дыры, зверь пожирал их рассудок. Если он хотел о них позаботиться, нужно было просто прекратить все это! Заделать дыры! Убрать прочь чертову вазу!

Дженни была на грани истерики, и я едва понимал, что она говорит. Возможно, кто-нибудь другой похлопал бы ее по плечу, нашел нужные слова. Но я не мог к ней прикоснуться. Я протянул ей стакан с водой, и Дженни уткнулась в него. Задыхаясь и кашляя, она наконец сумела глотнуть воды, и эти ужасные звуки затихли.

— Я просто сидела рядом с ним на полу, — сказала Дженни в стакан. — Там был лютый холод, но я не могла подняться. У меня страшно кружилась голова, все вокруг кренилось и скользило. Я знала — если попытаюсь встать, то упаду и разобью голову о шкаф. Кажется, мы так часа два просидели. Я держала его в руках, — указала она на рисунок, уже залитый каплями воды, — и боялась отвести от него взгляд хоть на секунду. Мне казалось, что тогда я забуду, что он вообще существует и что с ним нужно что-то делать.