Светлый фон

Аксель бросил тряпку на стол и почувствовал, как где-то внутри поднимается усталость. Звуки рояля разносились по комнате. Пианист играл без левой педали, и звуки мечтательно перетекали один в другой.

– Аксель, бедный, ты хочешь спать, – сказала Беверли.

– Мне надо работать, – пробормотал он, больше себе самому.

– А вечером? – И Беверли поднялась.

64 Лифт идет вниз

64

Лифт идет вниз

Йона сидел у себя в кабинете и читал автобиографию Карла Пальмкруны. В записи пятилетней давности говорилось о том, как Пальмкруна ездил в Вестерос, где его сын заканчивал школу. Ученики собрались на школьном дворе под зонтиками и пели «Цветения время приходит», а отец стоял в отдалении. Пальмкруна описывал белые джинсы и белую джинсовую куртку сына, его длинные светлые волосы и что «мальчик потер нос и глаза, отчего я заплакал». Пальмкруна вернулся в Стокгольм с твердым решением: сын достоин всего, что он сделал до сих пор, и всего, что ему еще суждено сделать.

Зазвонил телефон, и Йона тут же снял трубку. Петтер Неслунд звонил из головного фургона, направлявшегося на Даларё.

– Я только что связался с вертолетчиками! – возбужденно выкрикнул он. – Сейчас они летят над заливом Эштавикен, и Пенелопа Фернандес – с ними.

– Она жива? – Йона почувствовал, как его переполняет чувство облегчения.

– Когда ее заметили, она плыла посреди моря.

– Как она? Нормально?

– Похоже, да. Сейчас ее везут в больницу Сёдермальма.

– Это слишком опасно, – неожиданно сказал комиссар. – Лучше пусть везут ее сюда, в полицейское управление. Мы привезем врачей из Каролинского института.

Он услышал, как Петтер велит кому-то связаться с вертолетом, и спросил:

– О других что-нибудь известно?

– Там черт знает что! Йона, мы потеряли людей. Вообще все страшно глупо.

– Бьёрн Альмскуг?

– Его еще не нашли… невозможно получить какую-то информацию, мы ничего пока не знаем.