Когда Роберт Лэнгдон проскользнул в собор и нашел свободное место, траурная служба по Игнацио Бузони уже началась. Лэнгдона порадовало, что церемония проходит именно здесь, в бессмертной базилике, за которой Бузони присматривал на протяжении многих лет.

Несмотря на красочность внешнего облика, интерьер флорентийского собора был суров и аскетичен. Но сегодня в нем царила атмосфера какой-то особой торжественности. Высокопоставленные чиновники, друзья и коллеги съехались со всей Италии отдать дань памяти жизнерадостному толстяку, которого все любовно называли Дуомино.

По сообщениям СМИ, Бузони скончался, совершая позднюю прогулку по Соборной площади, что он любил делать больше всего на свете.

Атмосфера на церемонии была на удивление жизнеутверждающей, с рассказами родных и друзей о забавных эпизодах из его жизни. Один из коллег рассказал, что, по словам самого Бузони, с его любовью к искусству эпохи Возрождения могла сравниться только любовь к спагетти по-болонски и карамельному пудингу.

После службы, когда собравшиеся разбились на группы и начали с нежностью вспоминать случаи из жизни Игнацио, Лэнгдон прошелся по собору, любуясь шедеврами Дуомо, которые Бузони так любил. «Страшный суд» Вазари под куполом, витражи Донателло и Гиберти, часы Уччелло, мозаичный пол, на который часто просто не обращают внимания.

Лэнгдон остановился перед знакомым лицом. Данте Алигьери. На знаменитой фреске Микелино великий поэт стоит перед горой чистилища и держит в руке, будто скромное подношение, свой шедевр – «Божественную Комедию».

Лэнгдон невольно задумался о том, какой была бы реакция Данте, узнай он о влиянии своей эпической поэмы на мир через много столетий, в том будущем, вообразить которое было не под силу даже его гению.

Данте обрел вечную жизнь, подумал профессор, вспомнив высказывания о славе древнегреческих философов. Ты жив, пока вспоминают твое имя.

Когда он пересек площадь Святой Елизаветы и вернулся в элегантный отель «Брунеллески», наступал вечер. В номере его ждала большая посылка, при виде которой он с облегчением выдохнул. Наконец-то ее доставили.

Посылка, о которой я просил Сински.

Лэнгдон торопливо развернул сверток и вынул драгоценное содержимое. Как он и просил, оно было аккуратно упаковано и завернуто в пузырчатую пленку.

К его удивлению, в посылке оказалось еще кое-что. Судя по всему, Элизабет Сински, используя свое немалое влияние, сумела вернуть ему даже то, о чем он и не просил. В посылке были его вещи – рубашка с пуговками на воротничке, брюки цвета хаки и твидовый пиджак. Вся одежда тщательно вычищена и выглажена. Прислали даже его кожаные туфли, тоже начищенные. Порадовался он и возвращенному бумажнику.