Она протянула ему навстречу руки. Андрей протянул свои… они встретились. Первые лучи солнца ударили из-за крыш домов.

— Сколько лет я ждал тебя, Марианна, — промолвил он, сжимая ее прохладную руку, глядя ей в глаза. — Я ждал тебя всю жизнь.

Они повернулись и, держась за руки, зашагали по набережной навстречу восходящему солнцу.

— …Я ждал тебя всю жизнь…

Андрей открыл глаза. Из белой густой мути выступил человеческий силуэт. Нижняя половина его лица отсутствовала, одни большие глаза за стеклами в роговой оправе.

Андрей попытался поднять голову, сильная боль пронзила мозг, в глазах все поплыло, на мгновение он потерял сознание, а когда снова очнулся, муть куда-то ушла, зрение и сознание прояснились.

Над ним склонился человек в повязке, белом халате и шапочке. Мягкими пальцами он трогал лицо, шею Андрея, иногда прикладывая к уху или лбу линейку, производя нужные измерения в сантиметрах, ничуть не обращая внимания на очнувшегося Андрея. Он попытался подняться, сказать, чтобы его не трогали, оставили в покое, но не смог: язык и члены оцепенели, хотя клетки мозга работали исправно.

От головы врач перебрался к его туловищу и стал что-то рисовать на нем красным фломастером, выделяя различные, нужные ему части. Андрей зверски вращал глазами, чтобы привлечь внимание самозабвенного хирурга, но то ли врач был настолько увлечен разметкой его тела, то ли нарочно не замечал его, но, так или иначе, никак не проявил к его действиям интереса.

Андрей обвел глазами помещение. Он лежал на операционном столе, яркий свет ламп бил в глаза. В дальнем углу, позвякивая инструментами, копошились еще двое врачей в белых халатах.

— О! Проснулся, голубчик, — наконец обратил на него внимание делавший на нем пометки врач.

Подошли двое других, без повязок, у них были удивительно знакомые лица.

— Ну что, гад рослый, очнулся? Дать тебе еще? — пригрозил маленький врач в очечках.

— Да не нужно, и так сложно вылечить будет, — отозвался второй с бандитской рожей и перебитым носом.

Все они трое склонились над обнаженным Андреем и стали внимательно разглядывать его тело.

— Вылечим, — сказала бандитская рожа.

— Ну что, разлюбимый мой дружок Андрей Николаевич, лежится вам удобно?.. Ну и славно. Я ведь, мой голубок, вас никак не обижаю, — он погладил Андрея по голове. — Вы мне очень даже нравитесь… Но вот знаете вы, мой любимый, слишком много. Вернее, немного, но то, что не нужно. — Андрей только мычал в ответ, мычать ему кое-как стало удаваться. — Что, слов нет? — продолжал между тем Юрий Анатольевич свои ласковые речи. — Кристиночка моя ненаглядная зря меня на вас променяла. Но это мы исправим, мой ласковый, непременно исправим. Вы, наверное, не знаете: я всю жизнь что-то исправляю: животных, свою жизнь, жизнь другим людям. А говорить вам незачем, вы мне все равно ничего нового не скажете, а я вам скажу, разлюбезнейший мой Андрей Николаевич. А это мои ассистенты, замечательные, между прочим, доктора, вы не смотрите, что один из них с лицом бандитским, а второй ростом не вышел, доктора они замечательные.