Малин кивает.

— Наша профессиональная честь будет поставлена под угрозу, если что-то выйдет наружу. Или если узнают, что об этом рассказала я.

— Вероятно, мне придется сослаться на свою интуицию, если я воспользуюсь вашей информацией.

Вивека Крафурд улыбается.

Через силу.

Потом ее лицо снова принимает серьезное выражение, и она начинает рассказывать.

— Восемь лет назад ко мне пришел человек — тогда ему было тридцать семь — и сказал, что хочет избавиться от своих детских страхов. В этом не было ничего необычного, однако удивительным оказалось то, что за первые пять лет он не достиг в этом совершенно никакого прогресса. Он имел хорошую работу, был обеспечен. Приходил раз в неделю, говорил, что хочет побеседовать со мной о своем детстве, однако речь заводил совсем о другом. Мне приходилось выслушивать его монологи о компьютерных программах, о лыжных прогулках, об уходе за яблонями, о каких-то религиозных сектах. О чем угодно, только не о том, о чем он намеревался рассказывать.

— Как его звали?

— Я дойду до этого, если будет необходимость.

— Я думаю, будет.

— Однако четыре года тому назад что-то произошло. Он не говорил, что именно, но, кажется, одна его родственница стала жертвой преступления, ее изнасиловали. И это событие каким-то образом изменило все.

— Изменило все?

— Да, он начал рассказывать. Сперва я не верила, но потом… поняла, что там могло быть и не такое.

— Потом?

— Да, после того, как он упорно твердил одно и то же.

Вивека Крафурд качает головой.

— Иногда, — продолжает она, — я задаю себе вопрос: зачем некоторые люди заводят детей?

— Я спрашиваю себя о том же.

— Его отец был моряком и погиб, когда ребенок еще находился в чреве матери.

«Это не так, — думает Малин. — Его отец не был моряком». Но продолжает слушать дальше.