— Надо позвать Карин, — говорит Зак. — Где она там? Внутри, в прохладе, как я понимаю.

Сигвард Эккевед опустился на один из стульев веранды. Смерть дочери еще приблизилась, физически поселилась в доме, и Малин кажется, что он осознал — они не смогут здесь жить, с этой минуты их дом стал обителью зла.

Малин опускается рядом с ним на корточки.

— Мне очень жаль, — произносит она.

— Все в порядке, — отвечает Сигвард Эккевед.

И Малин понимает: все это уже не имеет для него значения, потому что хуже все равно некуда. Есть даже капля утешения в том, что дочь находилась дома, когда на нее напали.

— Хотя… даже не знаю, — бормочет он. — Как я скажу жене? Ее это доконает.

Закончив работу на грядках, Карин поворачивается к Малин, которая ожидает в тени под большой яблоней.

— Похоже, она двигалась со стороны бассейна, — говорит Карин. — Преступник напал на нее там, и затем она пыталась бежать в этом направлении. В доме я не нашла ничего, ни следов крови, ни чего-либо другого.

— Тогда посмотри возле бассейна.

— Как раз и собираюсь это сделать.

Спустя минуту Карин уже ходит вокруг бассейна, и кажется, что вода закипает на жаре, зовущая и отталкивающая одновременно своей высокомерной голубизной. Карин наносит люминол[24] на деревянный пол веранды и каменные края бассейна в надежде, что спрей заставит пятна крови проявиться в той относительной темноте, которую она создает, накрыв место синим полотенцем.

— Так и знала, — бормочет Карин, дойдя до той части веранды, которая прилегает к гаражу.

— Так и знала, — снова произносит она.

Малин спешит к ней, и Зак появляется из дома.

Сигвард Эккевед сидит на стуле, его лицо лишено выражения.

— Смотрите, — говорит Карин, жестом подзывая их к себе.

Под полотенцем светятся не меньше двадцати пятен, окруженных брызгами.