Она вынимает из сумки пляжное полотенце, расстилает его в траве, ложится на бок и начинает читать.

Позади фоном — звуки города.

Сирена «скорой помощи», гудение машин, шуршание сотен вентиляционных агрегатов. Голоса людей в отдалении.

Где-то открывается дверь.

Вскоре звуки города тонут в ритме слов у нее в голове.

Я иду к тебе.

Ничто ничего не видит, середина дня, и мы одни в парке, я возьму тебя.

Возле дворца никого не видно, ни у здания администрации, ни в парке.

Ни на дорожке у библиотеки, ни за большими стеклянными окнами. И я приближаюсь к твоему возрождению. Я возьму тебя к нему для последнего действа.

Они скажут, что я спятила.

Возможно, я не в себе.

Но я сделаю это.

Введу в тебя нечто.

Асфальт парковки под моими ногами сменяется травой, я уже совсем рядом, в тени того же дерева. В руке у меня тряпка, смоченная эфиром, на моих белых одеждах ни пятнышка. Ты не слышишь моих шагов, и я встаю на колени возле твоего оранжевого полотенца, подношу тряпку к твоему носу.

Что это?

Резкий ядовитый запах, что-то влажное жжет нос, и Туве поворачивается. Но тело не хочет, почему же оно не слушается, и уголком глаза она видит белую фигуру, чувствует тяжесть чьих-то рук, и мир начинает выветриваться, и хочется спать, спать, но я не собираюсь спать, не здесь и не сейчас, и я чувствую, как какая-то сила тащит меня по траве, потом по чему-то твердому, похожему на асфальт, и затем зрение отказывает, мир превращается в сон, а потом все делается черным и холодным, пустым, без сновидений.

Мир становится немым, бессловесным и потому перестает существовать.

Небо дрожит.